Золушка, беги! (СИ)

- Проститутка! – и в таком духе. Продлилось обливание оскорблениями до тех пор, пока конвой не привел в зал обвиняемого. Первым зашел охранник, за ним Гоша, на котором за его спиной были надеты наручники. Не смотря на них вышагивал гордо и уверенно. Сзади него был еще один охранник. Гоша надел ту самую рубашку, которую я с себя не снимала 3 дня, что очень порадовало. Первым делом Гоша зайдя в зал внимательно осматривался и что-то выискивал. Когда взгляд остановился на мне, он слегка улыбнулся и подмигнул. И может он оставаться позитивным, учитывая в какие нечистоты его занесло. Наручники сняли и его поместили за решетку. Увидела его и у меня самопроизвольно полились слезы градом. Сразу как у Гоши освободились руки, он нашел меня взглядом, провел пальцем под глазом, и сделал жест руками «нельзя».. Складывалось лично дл меня послание «плакать нельзя». Но моя истерика окончилась лишь тогда, когда прокурор произнес фразу «Всем встать, суд идет», и все внимание перевелось на судью. Сережа выступал достойно, четко давая понять, что несмотря на обилие улик, за решеткой находится несправедливо осужденный, и просил исправить эту глобальную ошибку. Да вот доказательств кроме наших слов в этом не было. А против Гоши было сфабриковано достаточно улик. Показание трех свидетелей, что выступили в зале суда. Те утверждали и даже клялись в том, что друзья в последнее время много ругались из-за денег. А один из них лично видел, как Гоша ночью орудовал в хозяйстве. Камеры наблюдения с нужными записями с предприятия, к сожалению, были уничтожены. Имелось заключение милиции о том, что в нашем сарае найдены отпечатки Гоши с канистрами бензина. На самом предприятии были такие же канистры, с его отпечатками. Интересы Гоша представлял серьезный адвокат, который вызвал восхищение многих журналистов. Он собрал дюжину показаний в письменном виде других работников, выступающих в защиту Гоши. В ответ в зале суда достали записи телефонных разговоров, где Гоша кого-то обкладывает пятиэтажным матом и угрожает. Оправдывался лично Гоша тем, что этой записи около года, и его разговор состоялся с его бывшим заместителем, не Сергеем. Но у прокурора информация, что это запись сделана неделю назад, и заключение айтишников это подтверждало. Большую часть времени мы с Гошей просто смотрели друг на друга и не сводили взгляда. В один момент он возобновил общение «руками» погладив свой живот и нарисовав вопросительный взгляд. Этот маневр заметила Люда и прошептала:

- По-моему Гоша спрашивает пол ребенка.

- А как ему это сказать? – уточнила я

- Ну, тоже погладь живот и тыкни в него. Может и догадается. – Я так и сделала. Гоша улыбнулся слегка помахал головой опустив взгляд. Потом посмотрел на меня, прижимая руки к груди, и наклонил голову вперед в ожидании ответа. Я сама поняла, что он уточнял «мальчик?». Я в согласии немного кивнула головой, моргнула, и показала на него. Он облегченно вздохнул и еще больше улыбнулся, еле скрывая радость. Потом поднимает указательный палец вверх и смотрит наблюдательно. Поняла это как вопрос «один?». Я не выдержала, улыбнулась такому любопытству, хотела бы пошутить, и показать пять, да не в том мы положении. Я просто незаметно кивнула и моргнула, еле скрывая улыбку. Он в ответ улыбнулся, послал мне воздушный поцелуй, и обхватил решетку. Я в очередной раз в слезы, а на стороне ответчика вся семья Лариновых увлеченно перешептывалась. Жест ведь открыто намекал о том, что я Гоше небезразлична. Когда судья отлучился на принятие решение, Сережа предпринял попытку пообщаться с Гошей, но конвой этого не допустил, пропуская к нему лишь адвоката. Для присутствующих журналистов это была очередная сенсация, которую они охотно засняли. По возвращению судья вынес приговор по 167 статье. Его обвинили в умышленном поджоге и причинении ущерба в значительном размере, приговорив к трем годам лишении свободы. Вся семья ответчика встала на дыбы, поднялся громкий бунт, журналисты активировали свои фотоаппараты. В зале суда начался грандиозный скандал. В помещение вломилось несколько охранников. А мне от этой эмоциональной бури стало не по себе. Под крики Сережи «выпустите, девушке плохо» мы пробирались к выходу. По пути пришлось выслушать новую порцию оскорблений от семьи Лариновых, и обходить стороной настырных журналистов, с микрофонами и вспышками. Непросто было во всех смыслах, поднялась тошнота, с которой я еле справилась, ломясь в сторону женского туалета. Добежав до умывальника, включила воду, и восстанавливала дыхание. Не рвало, но было душно, и голова сильно кружилась. Вбежала в туалет я за секунду позеленела. Люда очень беспокоилась. Махала мне журналом, предлагала воды, и постоянно задавала вопросы о моем самочувствии. Я пыталась умыться, чтобы было хоть немного лучше, но мне ничего не помогало. Люда продолжала махать журналом, и гладила по спине, засыпая меня вопросами, на которые у меня не хватало сил ответить. В этот момент в туалет ворвалась посетительница с фразой: