Золушка для сицилийца

Мою голову кружило от понимания, что я являюсь центром возбуждения для такого самца. Арманд резко развернул меня к себе и подхватил под бедра. Развел мои ноги в стороны, надевая мое хрупкое тело на себя. Придержал одной рукой под попу, второй намотал на кулак хвост и потянул к своему лицу.

— Сама поцелуешь? — хрипло проговорил он.

Я уперлась в его плечи, сгорая от нетерпения. Надо было прекращать, я снова заигрывалась. Но не могла. Не могла остановиться!

Брунетти не дождался моей капитуляции, хоть я уже и собиралась сдаться. С силой рванул меня на себя и со словами " Плевать на все! Я хочу!" впился в мой рот поцелуем.

Ооо!

Не описать! Не описать словами, что это был за поцелуй! Губы Брунетти оказались для моего ротика большими. Он захватил его в плен полностью, так сладко и вкусно, словно хотел сам сожрать меня. И язык проскользнул уверенно и ловко. Я не успела даже ахнуть, как была затянута в водоворот оглушающей всепоглощающей страсти. Арманд не целовал, нет, он занимался сексом с моим лицом, с моим ртом и с моим языком. Проникал методично вглубь, будто трахал меня уже. Я с болезненными всхлипами встречала его напор. Болезненными, потому что между ножек все просто кипело, лилось и тянуло жилы ближе к нему. Впечататься, потереться. Хоть как то облегчить адский голод, который будил во мне этот брутальный сицилиец.

Мы целовались порывисто, страстно. Я подавалась навстречу и впутывалась пальцами в его короткие жесткие волосы. Оставляла глубокие царапки на шее, отчего Брунетти зверел и накидывался на меня с ее большим азартом.

Весь мой слаженный и понятный мир — бедной унылой жизни, рушился. Хотелось большего. Хотелось этого мужчину! Себе на веки!

Я захныкала, заплакала, как обиженный ребенок.

Произошло то, чего я боялась с самого начала. Я поверила в себя. В то, что смогу быть с ним!

А это не так…

Никогда игра Арманда не станет для него больше, чем игрой, развлечением на один раз.

И никогда эта игра теперь не станет для меня меньше, чем реальность, вся моя жизнь!

Мы в разных весовых категориях. Не по килограмам, а по социальному статусу. У него богатство, пафос, гламурные модели. У меня…ничего…

Яхта пришвартовалась. Я выпуталась из его объятий, стекла на пол. Убежала, рыдая в голос.

Дура! Дура ты, Машка!

Раскатала губу сразу после поцелуя.

Арманд не пошел за мной. Угрюмо и зло смотрел мне вслед.

Только губ своих задумчиво касался пальцами.

* * *

В машину возле пирса я буквально влетела. Забилась в угол. Я уже не рыдала. Слезы просто текли из глаз. Я их даже не замечала. Просто перед глазами все было размыто. Яхта, которая оказалась со стороны огромным внушительным кораблем. А на носу надпись " Ave Maria"…

По коже побежали мурашки. Арманд всегда называл меня Мария. И название его яхты — Мария!

Очень необычное совпадение. Разве это может быть как то связано со мной. Врядли. Врядли!

Брунетти шел к машине, отдавая на ходу распоряжения капитану и водителю авто. Те лишь кивали в ответ. Слушали босса с благоговейным уважением.

Я быстро отвернулась от него, чтоб не увязать глубже. Чтоб не становиться заложницей его мужской идеальной красоты и харизматичности.

Арманд сел в машину. Отвернулся в окно, не глядя больше на меня.

В салоне повисло тягостное молчание. И я старалась не нарушать его своим громким дыханием. Только сердце стучало предательски громко. Слишком громко.

Слезы высохли. Машина выехала за границы Генуи. На большой скорости мчалась по автобану в направлении к Бергамо.

— Прости, я не должен был… Не думал, что настолько противен тебе, — задумчиво, очень тихо произнес Брунетти. Он по прежнему смотрел мимо меня, в окно.

— Ты просто не понимаешь… — устало выдохнула я.

Эти итальянские страсти изматывали. Неудовлетворенное тело ныло и нуждалось в разрядке. А в голове царил полный каламбур.

— Ты права, Мария. Ты единственная женщина, которую я никогда не понимал, — странно проговорил Арманд, будто мы с ним знакомы много лет. Но я бы точно запомнила этого брутального мачо, если б хоть раз увидела его, — Не волнуйся, я не буду больше настаивать. Я не правильно понял твою реакцию на мои ухаживания. Решил, что ты хочешь того же, что и я.

Брунетти снова замолчал.

Три часа в одной машине это невообразимо долго.

Я в уме прокручивала слова мужчины.

Арманд решил, что я расплакалась после поцелуя, потому что мне стало противна близость с ним.

Для меня это хорошо. Значит теперь он отстанет. Больше не будет соблазнять меня и настаивать. Я смогу спокойно доработать два дня и уехать. Вернуться обратно в свою никчемную жизнь. И дальше продолжать упиваться жалостью к себе.

Ох, какая же я дура! Столько дней потеряла. А ведь могла с первых суток не вылазить из под горячего сицилийца…

Логики в женском поведении никогда не было. Это еще со средневековья известно. Что у женщины семь пятниц на неделе и все они в понедельник.

Согласно этой доказанной теореме, я тоже решила действовать, как абсолютно нелогичная женщина.