Все вошли в кафе, а Женя осталась стоять на улице, глядя на них сквозь стеклянную витрину. Осознание приходило медленно, едва-едва. Из услышанного напрашивался только один вывод: Никита сын Алексея Геннадьевича. Это никак не желало укладываться в голове, но она слышала своими ушами. И видела, как Никита панибратски похлопывает по плечу Чернова, который вместо того, чтобы выстегнуть его, весело улыбается. Внутри что-то обрывалось, а за шиворот расстегнутого пуховика, обжигая холодом, падали крупные хлопья снега.
Первой мыслью было развернуться и убежать. Прочь. Вернуться в общагу, забраться с головой под одеяло и расплакаться. Но потом Женя зачем-то вошла в кафе. Там не было других посетителей, кроме компании, которая пыталась напоить девушку в розовом пуховике кофе. Они не заметили, как она вошла. Как дошла до стойки.
— Рождественский латте, пожалуйста, — попросила она у баристы, который пару недель назад пытался с ней заигрывать.
Никита услышал ее голос и сразу обернулся. Милашка стояла возле бара и мелко дрожащей рукой протягивала деньги парню, из-за которого они единственный раз поссорились. Он застыл, не зная, что сказать или сделать, а отец снова стал донимать его разговорами.
— Архитектор он… дизайнер. Илья, скажи ему, что дизайнер — это бабская профессия, — потребовал он у Смирнова.
— Позвольте с вами не согласиться, — заметил Чернов. — Между прочим…
— Ай, зануда, — отмахнулся Алексей Геннадьевич, а потом взгляд его развеселых глаз, зеленых, как у Ника, остановился на Жене. — Сын, посмотри…
— Пап.
Будь в Алексее Алексеевиче чуть меньше коньяка, он бы узнал эту интонацию, которую Ник подхватил от мамы. Тихий голос, предвещавший бурю. Но коньяк внутри него весело булькал, требуя авантюр и игр в сводника.
— Девушка, скажите, как вы относитесь к дизайнерам? — спросил он у Жени, которая как раз забирала кофе.
— Предпочитаю строителей, — тихо и неожиданно зло ответила Штраус, резко развернувшись к выходу.
— Жень, надо поговорить, — тихо окликнул ее Ник.
Он в два шага приблизился к ней и мягко сжал ее плечо. Им нужно было поговорить. Вдвоём. Срочно.
— Не трогай меня.
Женя развернулась на каблуках, больно стукнув его сумкой по руке, а потом выплеснула ему в лицо свой кофе. Сама испугавшись того, что сделала, попятилась назад, стукнувшись о стеклянную дверь, всхлипнула и выбежала из кафе.
— Отличное начало знакомства! — вдруг подала голос Кристина, которой явно стало лучше.
— Что-то мне это напоминает, — хмыкнул Смирнов.
— Сына, вот не умеешь ты с девушками знакомиться, — выдал наконец Алексей. — Знаешь…
Никита ничего не сказал. И не стал слушать. Он вздрогнул, словно выйдя из оцепенения, и выбежал из кафе.
На улице падал снег. Парковка была почти пустой, но он нигде не видел Жени. Мелькнула мысль, что она прячется от него за какой-нибудь машиной, но это было так глупо, что Ник только отмахнулся от нее.
— Неужели побежала? — пробормотал парень, а потом рванулся вперед в сторону метро.
Он должен был успеть, должен был перехватить ее, все объяснить. Он бежал в настежь распахнутой куртке, рукавом вытирая кофе с лица, проклиная ту секунду, когда впервые ей соврал. Ему казалось, что это мелочи, что это ничего не значит. Что он обязательно ей все расскажет, а она, конечно же, его простит. Только вот он бежал, а противный голосок внутри нашептывал:
«Ты это заслужил. Заслужил.»
Никита бежал к метро, на ходу набирая номер Женьки, но она сбросила, а потом абонент стал недоступен. Он бежал и звонил снова и снова, зная, что она не ответит.
В конце концов, он остановился возле входа в метро и вошел в «Вконтакте».
«Я не хочу с тобой разговаривать. Никогда.» — вот и все, что она ему написала.
И это оказалось гораздо больнее, чем если бы она написала ему гадости или сказала бы, что он мудло. Спокойное, тихое, как она сама, сообщение отправило его в нокаут.
Никита попытался отправить сообщение в ответ, но Женя его заблокировала.
***
Алексей хмуро шагал по недостроенному этажу, не обращая внимания на рабочих, которые что-то невразумительно блеяли и поздравляли с новым годом. Он искал Никиту, которого невозможно было разглядеть за коробками с плиткой, ведрами и мешками с цементом. То и дело кто-то где-то орал, сверлил и матерился. В который раз за последние годы Алексей спрашивал себя, почему его единственный сын такой, какой есть.