— Да хоть арбуз, — невежливо ответила Фея. — Если это поможет делу. И вытри ей сопли — смотреть противно! Как какая-то нищенка с паперти, а не королевская невеста! Накрась ее, что ли… Словом, исправь! Что я тебе объясняю?! О, господи, с кем приходится работать? Все я, обо всем должна думать я…
— А что сказать Лесничему? Как ему объяснить, что его дочь связана?
— Ничего не объяснять! Не пускать его сюда! После свадьбы будет задавать вопросы — и, конечно же, благодарить меня.
Фея раздраженно фыркнула, гордо вскинула голову и отправилась отдыхать, расслабить свои натруженные крылышки и подготовить папку для очередного диплома Феи.
Рано утром, в назначенный час, все было готово к королевской пышной свадьбе.
Почетный караул был составлен из самых заслуженных и бравых солдат, одетых в красивую парадную форму. Свадебная карета была запряжена аж шестью белоснежными лошадьми. Король, по своему обыкновению пришедший раньше обычного, метался по дворцовой площади у лестницы и очень нервничал.
С последним ударом часов, которые пробили десять, Люк спустился с лестницы под удивленное молчание королевской свиты с достоинством гордого человека, идущего на плаху.
Высокий, широкоплечий, золотоволосый. В парадном синем мундире, с боевыми наградами на груди, сияющими на солнце.
Он больше не опирался на щегольскую тросточку — на боку его, на красивой перевязи, висела шпага.
Принц лишь на минуту остановился перед изумленным отцом и посмотрел ему в глаза. Долго-долго и очень внимательно. На плечах его поблескивали полковничьи погоны, лицо, не намазанное белилами, было загорелым, голубые глаза — холодными.
— Ну, — произнес он просто таки ледяным голосом, — узнаете вы своего сына, Ваше Величество? Вот такой я настоящий. Вот то, что вы хотели во мне уничтожить.
— Узнаю, конечно, — пробормотал потрясенный Король, рассматривая Люка. — Но что значит эта форма? Эти погоны?..
— Прости, отец, — глухо сказал он. — Я не учился ни в каком университете. Не постигал тонких наук. Я выбрал другой путь. Я стал военным, папа. Я давно уже умею выбирать сам. И знаю, что такое долг, не тебе меня учить. Мне самому до тошноты противны эти парики и мушки. Тебе ведь сейчас тоже?..
— Офицер?.. Ты выучился на офицера?.. Зачем тогда весь этот маскарад?.. — изумленно выдохнул Король.
— Затем, чтобы ты видел, во что ты можешь меня превратить своими глупыми фантазиями, — ответил Люк. — Ты разве не этого хотел? Я же говорил тебе — не по душе мне эти стишки, эта философия, эти утонченные ценители моды! Я человек простой; и невеста мне нужна простая, девушка с душой, а не нарядная, напудренная кукла. Я хочу быть похожим на мужчину, а не на… зефир!
— Но долг, Люк! — простонал Король. — Ты не простой человек, ты принц!
Люк склонил золотоволосую голову, опустил глаза.
— Долг, — хрипло повторил он. — Долг перед королевством. И долг перед любимой женщиной… Да, я помню о нем. И только поэтому я сейчас здесь. Я сделаю то, что от меня требует долг, но ты, ломающий во мне мою волю и мое «я», теперь ожидай от меня только этого — долга, но не уважения и любви.
Люк повернулся на каблуках к почетному караулу. Четко, по-военному, отсалютовал им. И выстроившиеся в ряд солдаты отдали ему честь, признавая своего боевого командира.
Король не нашел, что ответить, а Люк, отвернувшись от него, проследовал мимо него затем, чтобы сесть в карету с видом арестованного и захлопнуть за собой дверцу покрепче, чтоб не видеть изумленных лиц и не слышать оханья придворных дам, изумленных настоящим лицом принца.
Изабелла заливалась слезами. Если б Фея ее уломала и все же накрасила ей лицо, сейчас щеки Изабеллы были бы в черных и розовых потеках. Но белкин сундучок на счастье куда-то делся, и пришлось обойтись просто свадебным нарядом.
На заплаканное лицо девушки просто опустили фату, и как следует связали ее, опутав веревкой, как паук опутывает паутиной муху.
Но даже если б не было этой меры, у девушки не было сил на то, чтобы сбежать. Королевские слуги схватили Люка — и это означало лишь то, что его ждало неминуемое суровое наказание за дерзость.
За дерзость приблизиться к королевской невесте.
И принцу было все равно, что она любит кого-то другого. И, наверно, все равно будет и то, что она кому-то принадлежала, ведь его больше интересуют нарядные воротнички и манжеты.
— Ну, не все так плохо, — робко произнесла белка, с жалостью глядя на рыдающую Изабеллу. — Король не такой уж злодей; конечно, Люка твоего выдерут, но он же военный, а они привычные к боли, наказаниям и муштре. Отсидит недельку в тюрьме, пока будут идти праздники по поводу твоей свадьбы, а потом его отпустят! Честное слово, отпустят! Он даже сможет увидеть тебя напоследок… когда вы с принцем пойдете по площади перед собором…
И белка не вынесла, завыла тоже, пуская носом пузыри и широко раскрыв зубастую пасть.