Золушка в шоколаде

– Ты изменяешь жене! – возмутилась я. – А Костин тебе потакает!

– Ну, – замямлил Федор, – ну…

И тут из дыры в стене начали вылезать домочадцы.

– Вот она, – рыдала одетая в банный халат Лиза, исподлобья глядя на меня, – налетела, чуть не убила.

– Ты зачем напала на Лизавету? – грозно спросила Юлечка. Потом увидела Бологоева и приветливо кивнула: – Привет, Федь, давно не виделись.

– Здрассти, – ошарашенно ответил эксперт, наблюдая за нами.

– Так это была ты! – ахнула я. – В халате, с капюшоном на голове…

– Ага, – хныкала девочка.

– Какого черта ты полезла в мой шкаф?

– Хотела джинсы взять черные, – стонала Лиза. – Все равно ты их не носишь, а мне они под новый свитер супер как подойдут. Привет, Федя!

– Здрассти, – повторил Бологоев.

Лена высунула из-под одеяла бледное личико и принялась наблюдать за нами, но мне было не до застигнутой не вовремя парочки.

– Нельзя было утром прийти?

– Все равно мне не спалось. А ты! С дубиной! Хорошо, что не убила.

– Офигеть можно, – зло пробормотал Серега, пролезая сквозь дыру. – Здорово, Федь!

– Здрассти, – кивнул эксперт.

– Что у нас случилось? – начал допрос Сережка.

– Она… того… стенка… шкаф… – начали, перебивая друг друга, объяснять ситуацию Юлечка и Лиза.

– Супер вышло, – заорали из моей спальни, и в квартиру Костина прыгнул Кирюша. – Вау, Федя!

– Здрассти, – привычно отозвался Бологоев.

Из пролома горохом посыпались собаки, мопсихи запрыгнули на диван и начали выражать любовь к эксперту. Лена завизжала.

– Ты не бойся, – попыталась я успокоить блондинку, – они тихие.

– П-п-понятно, – прозаикалась Лена, с ужасом глядя, как многокилограммовая туша Рейчел штурмует диван. – Ой, мама! Ну зачем я согласилась сюда приехать?

На секунду в моей душе шевельнулась жалость к Лене. Вот бедняжка! Решила весело провести ночь с мужчиной, а тут… Обвалилась стена, из дырки выскакивают люди вперемежку с собаками, не у всякой психика выдержит. Лена еще молодец, не впала в истерику. Я уже собралась предложить блондинке чаю, но мне вспомнилась тихая, вечно беременная Танечка, жена Бологоева, и хорошее отношение к Лене испарилось без следа. Черт с ним, с Федькой, на свете нет верных мужей, бывают непойманные. Но Елена!

– Если становишься любовницей женатого мужчины, отца троих детей, и идешь с ним в чужую квартиру, то будь готова к неприятным приключениям, – прошипела я.

– Слышь, Лампуша, – залебезил Бологоев, – не говори Таньке.

– О чем? – издевательски поинтересовалась я.

– Ну… – промямлил «Казанова».

– Я подумаю над твоим предложением.

– Пожалуйста! У нас дети!

– Раньше следовало о сыновьях думать.

– Ну Лампа! Ленка просто так, для тонуса, ничего серьезного, – загундосил Федор.

Блондинка быстро заморгала, а эксперт предложил:

– Залезь в мой портфель.

– Зачем? – насторожилась я.

– Помнишь, ты фотку приносила? Просила с заставкой на телефоне сравнить?

– Ну? – заинтересовалась я.

– Забери снимок.

Я схватила кейс и вытащила из него фото. В комнате отчего-то стало прохладней. Милая девушка беспомощным, неживым взглядом смотрела на меня. Если бы она не была запечатлена сидящей на кровати, можно было принять несчастную за труп, такое каменное выражение застыло на ее симпатичной мордашке. Коротко стриженные волосы стояли дыбом, тело окутывал жуткий больничный халат, на ногах красовались отвратительные тапки, какие выдают в муниципальных клиниках неимущим бомжам. Сбоку, возле правого уха, чернела большая темная родинка.

– На телефоне и на фотке одно лицо, – живо сказал Федор. – Видишь, я тебе помог, а ты ничего не говори Таньке.

– Значит, Ленка просто так, ничего серьезного? – взвыла блондинка и начала лупить Бологоева кулаками.

Я полезла назад в свою спальню.

Похоже, поспать уже не удастся, лучше поеду в Михайлово. Хорошо, что сумела удержать язык за зубами и ни словом не обмолвилась о хихикающих всадниках смерти. Пусть уж домашние лучше считают меня идиоткой, стерегущей свой шкаф с бейсбольной битой в руках, чем узнают о посланцах иного мира. Во-первых, я не хочу пугать людей, а во-вторых, мне никто не поверит, быстренько вызовут врача и госпитализируют в Кащенко.[8] Объясняй потом про мерзкое «хи-хи-хи», которое я слышу уже не первую ночь! Психиатры очень подозрительны и крайне недоверчивы, они никогда не воспринимают всерьез слова пациентов.

Глава 31

Прикусив язык, я выслушала от разгневанных домашних всю правду о себе, отдала Лизавете черные джинсы, дождалась, пока члены семьи угомонятся, взяла ключи от машины и спустилась во двор.

Часы показывали ровно два. Вам такое время для поездки в Михайлово кажется нелепым? Лучше лечь в кровать, покемарить до семи, а затем тронуться в путь?

Но я очень хорошо знаю одну свою особенность. Сейчас не сумею угомониться, проверчусь под одеялом, изведусь от бессонницы, а в шесть тридцать на секунду прикрою глаза и… продрыхну до полудня. Сколько раз со мной случались подобные истории – не счесть! Поэтому лучше отправиться в «жуть» сейчас, свалюсь Аллочке на голову ночью. Точно знаю: она там. Возьму ее тепленькой, заставлю признаться во всем, а потом… А что потом?