Золушка в шоколаде

Дело ухитрились замять, кончину воспитанников объяснили трагической случайностью. Якобы садовник, травивший грызунов, забыл на скамейке банку с отравой, а больные детки, оставшиеся временно на прогулке без присмотра, заинтересовались яркой банкой, открыли ее и наелись ядовитых «конфет». Версия была шита белыми нитками, но скандала не хотел никто: ни Иван Васильевич, ни московское начальство. Шум могли поднять родители детей, однако у погибших сирот защитников не имелось. Но тем не менее совсем избежать неприятностей не удалось. Из столицы прибыла комиссия, по двухэтажному дому, в котором жили сотрудники научного центра, стали бродить разнообразные слухи. Правду о произошедшем знал узкий круг людей: естественно, сами Иван Васильевич и Олимпиада Михайловна, кроме них непосредственными участниками событий были любимая аспирантка профессора Жанна Калиоповна и еще пара медиков. Эта группа людей крепко держала язык за зубами, сплетни ползли от тех, кто никогда не имел дела с «волшебными» уколами. И, как водится, народ нес чушь. Одни уверяли, будто Иван Васильевич специально отравил детей, чтобы получить больше места для научного центра.

– Он в свободных палатах хочет лабораторию сделать, – на полном серьезе утверждала одна из санитарок.

– Ой, нет, – возражала другая, – хотел новеньких взять, а куда их класть? Этих-то уже поизучал, в голове у них поковырялся, вот и того самого…

– Дуры вы, девки! – вступала в разговор третья. – Его родители попросили. Собрались, скинулись и заплатили. Надоело им про инвалидов думать.

– Во сказала! Да матери их давно бросили! – кидалась в бой четвертая.

Дом гудел, словно растревоженный улей. Высказывая самые дикие предположения, люди сходились в одном: за глухим забором творится страшное. Одним словом – жуть.

В конце концов комиссия уехала, Иван Васильевич остался на своем посту, но, похоже, Господь решил лично покарать профессора. Иван Васильевич скоропостижно умер. Олимпиада стала вдовой, а в научном центре началась чехарда со сменой начальства. Сначала на освободившийся трон сел заместитель покойного главврача Семен Михайлович, но не прошло и полугода, как он скончался от инсульта, вакантную должность заняла профессор Райкина. Она процарствовала почти двенадцать месяцев, сломала шейку бедра и выбыла из игры. Просторный кабинет обрел нового хозяина, Льва Гудкова, но и с тем случилась беда – рассеянный врач попал под электричку. После его кончины место главврача предложили Эсфири Зальцберг, но ученая дама отказалась. Сначала она вяло бормотала что-то о детях и муже, которые не захотят, чтобы она пропадала на работе, а потом призналась честно: «Боюсь. Кто в научном центре руководить начинает, плохо заканчивает, проклятое место».

У дурной славы быстрые ноги, мнение Эсфири Зальцберг разделяли многие, поэтому несколько месяцев в михайловском центре царила семибоярщина. Вроде за больных отвечали завотделениями, а вроде и нет. Даже исполняющим обязанности главврача, так сказать, временным королем, никто становиться не хотел.

От полной безнадежности высокое московское начальство пошло на невиданный шаг – предложило пост руководителя молодой, малоопытной Жанне Калиоповне, а та с радостью согласилась.

Первым делом Жанна выгнала местных баб, работавших в «жути» санитарками. Она попыталась даже выселить их из двухэтажного дома, но потерпела неудачу. Зато Олимпиаду Михайловну из служебной квартиры выперла легко, переселила жену своего научного руководителя и благодетеля вниз и уволила из научного центра. Поводом послужило пьянство Олимпиады – то ли вдову мучила совесть, то ли она тосковала по умершему мужу, но Липа стала крепко закладывать за воротник и пару раз проспала, опоздала на работу. Последующие годы еще сильнее развели Олимпиаду и Жанну. Первая скатывалась по наклонной плоскости, ее непутевая дочь, говорят, стала проституткой, двое внуков жили с бабкой, и подчас и мальчикам, и старухе было нечего есть. Жанна же стремительно поднималась вверх. Научный центр даже во время перестройки не закрылся, больных в нем хватало. Где в смутные годы Жанна Калиоповна ухитрялась добывать продукты и лекарства, не знал никто, но дела в клинике шли отлично. Врачи теперь были исключительно москвичами, медсестры тоже, и даже технички приезжали из столицы, михайловским жителям вход за глухой забор был заказан.

Спустя некоторое время в «жути» открылось платное отделение, на воротах появилась вывеска «Счастливое детство» и площадка перед въездом стала напоминать парковку около пафосного магазина – сплошь иномарки, из которых выходили люди в дорогой одежде. Кто-то привозил детей на ежедневные занятия, кто-то оставлял на пятидневку. Через год платное отделение появилось и для взрослых.

Жанна Калиоповна в кратчайший срок возвела для себя двухэтажный особняк прямо на территории научного центра, но квартиру не сдала. Зачем ей были нужны апартаменты в полуразвалившемся доме, никто не знал, главврач никогда в них не ночевала, но тем не менее служебная площадь числилась за ней.