Золушка

Поздним утром в среду Ларкин сидел с Джимми Бухгалтером на носу яхты класса «крис-крафт констеллейшн», длина пятьдесят семь футов, яхте лет двадцать, но она в превосходном состоянии, можете, если пожелаете, отправляться на ней хоть прямо на Багамы. Ларкин был одет в джинсы с подтяжками и белую прямую рубашку с короткими рукавами. На рубашке синяя надпись: «Суда Ларкина. Путь к Воде». Джимми Бухгалтер носил зеленый костюм из синтетики, коричневые башмаки, белую рубашку и засаленный галстук; на носу зеркальные солнечные очки, на голове соломенная шляпа с узкими полями. Рост у Джимми пять футов восемь дюймов, а вес сто восемьдесят фунтов, и Ларкин считал, что он больше похож на разжиревшего испанца, чем на итальянца, которым на самом деле был. Настоящее имя Джимми — Джеймс Антони Ларгура, но почти все называли его Джимми Бухгалтер или Джимми Ноги, оба прозвища имели прямое отношение к его занятию. Джимми Бухгалтер приходил повидаться с вами, когда наставал час платить долги. Джимми Ноги ломал вам нижние конечности, если вы не могли расплатиться. Или руки. Или голову. А иногда просто разбивал вам очки.

Джимми приходился Ларкину младшим братом.

Он пришел спросить, не одолжит ли Ларкин ему и нескольким его друзьям суденышко, на котором они собирались совершить небольшое путешествие в пятницу двадцатого июня. Нужно было суденышко типа «сигарета», способное обогнать катер береговой охраны. Джимми и его друзья ожидали груз, о котором Ларкин знать ничего не хотел. Он поставил себе за правило не расспрашивать Джимми о его делах. Таким образом Ларкин оставался чист как стеклышко. Время от времени Джимми просил его о такой услуге, как сегодня, и он неизменно отвечал то же, что ответил сейчас:

— Если кто-то случайно оставит ключи от судна, а еще кто-то ими воспользуется, я могу об этом и не узнать. Судно возвращается целое и невредимое, и все отлично. Откуда мне знать, что им пользовались?

— Ладно, заметано, — сказал Джимми.

Ему уже сорок два года, подумал Ларкин, а он выглядит как жирный испанец, одежду покупает на распродажах со скидкой, как сопливая шпана. «Заметано»! Господи Иисусе!

— Тогда мы ее подхватим ночью, сечешь?

— Если я ничего не буду об этом знать, — ответил Ларкин.

— Но ключи останутся в одной из твоих «сигарет»?

— Весьма возможно, что их оставят там по ошибке.

— Ладно, я усек.

«Усек»! Господи!

Они продолжали сидеть на солнышке, потягивая пиво.

— Я слыхал, ты одну шлюху разыскиваешь, — возобновил разговор Джимми.

Ларкин только глянул на него.

— Проститутку из Майами, — как ни в чем не бывало продолжал Джимми.

Ларкин молчал.

— Сперла у тебя часы, — сказал Джимми.

— Откуда ты узнал? — не выдержал Ларкин.

— Ты помнишь Джеки? Джеки Паскони, у него мать держала кондитерский магазинчик, когда мы еще мальчишками жили в Нью-Йорке. Ну? Джеки? Паскони? У которого брата зарезали в Аттике? Не помнишь Джеки?

— А что с ним такое?

— Он иногда работает, то есть работал на того парня, которого застрелили в воскресенье. Еврейчик, я забыл его фамилию. Джеки кое-что делал для него в Майами.

— Что он делал?

— Да так, высматривал, вынюхивал. Вроде осведомителя, только не по-настоящему, потому что не для полицейских, а для этого еврейчика, частного сыщика, не могу вспомнить, мать его за ногу, как его звали, ну не могу сейчас!

— Самалсон, — подсказал Ларкин.

— Да, правильно, Самуэльсон.

— Ну?

— Ну, я встретил его случайно на собачьих боях, он мне рассказал, мол, твой брат нанял частного сыскаря, чтобы разыскал шлюху, которая поперла у него золотой «Ролекс». Это он мне рассказал.

Ларкин глядел на Джимми и молчал.

— Так это правда? — спросил Джимми. — Нагрела тебя на пять долларов да еще сперла «Ролекс»?

— Я ей ничего не заплатил, — ответил на этот раз Ларкин. — Я даже не знал, что она проститутка.

— Но часы она прихватила.

— Да.

— Взяла и ушла с ними?

— Они лежали на тумбочке.

— А ты что, дрых тем временем?

— Да.

— Это уже утром было?

— Да.

— Ты проснулся, а ее нет?

— Да.

— И часов нет.

— Да.

— Так какого лешего ты нанимал сыщика? Почему ко мне не обратился? Я тебе родной брат, помог бы.

— Понятно.

— Лучше, чем обращаться к вонючему сыщику, это уж точно. Тем более что его шлепнули.

— Ладно.

— Ты думаешь, она могла это сделать?

— Я знаю, что это она, — раздраженно сказал Ларкин.

— Пришила его? Право слово?

— Нет, я думал, ты про часы.

— Про часы, ясное дело. Но ты не считаешь, что она убила сыщика?

— Хрен ее знает, что она еще сделала!