Елена лежала на кровати в одиночестве, абсолютно голая, избитая и израненная, но именно остатки силы воли помогли ей ощутить соленый привкус протеста. В юности все ее существо состояло из одного протеста — но они с Мужчиной сделали все для того, чтобы она забыла о тех временах. Мужчина постарался стереть эти воспоминания из ее памяти и внушил ей, что такого рода протест унизителен. Он объяснил ей это в первый вечер, подобрав на панели, сказал, что можно жить по-другому, и если она хочет и не боится, то он поможет ей.
Хочет?! Да Елена просто мечтала об этом!
Но путь к совершенству, которое обещал ей Мужчина, оказался куда длиннее, чем она полагала. Куда длиннее и болезненнее: болело все тело, а тяжелее всего ей приходилось, когда он начинал прижигать ее спичками. Он, конечно, делал это нечасто, только в самом начале их знакомства, и вот теперь это случилось снова!
Елену затрясло в лихорадке. Она едва могла вздохнуть из-за боли в ребрах, а об ожогах даже думать не хотелось — жгучая боль сводила девушку с ума.
В отчаянии она подумала: мне нужна помощь! Мне срочно нужна помощь!
Неимоверным усилием воли она выбралась из кровати и медленно поползла к двери. Обращаться за медицинской помощью тоже против правил, но на этот раз она была уверена, что умрет, если не обратится к врачу.
Рано или поздно Мужчина всегда возвращался домой и оказывал ей помощь. Однако на этот раз Елена не могла ждать — силы стремительно покидали ее.
Елену постепенно охватывала паника — это ведь предательство, как оно повлияет на их отношения с Мужчиной?! Что у нее останется, если Он бросит ее?
Мужчина никогда не простит ей, если она самовольно выйдет из квартиры в таком состоянии! Он найдет ее и убьет!
Время, в отчаянии думала Елена, стоя на коленях и дрожащими пальцами хватаясь за ручку двери, — мне нужно время, чтобы подумать.
Кривясь от боли, она попыталась поднять другую руку и открыть замок. Сначала замок, потом дверь, а потом сознание девушки затуманилось, дверь открылась, и Елена ничком упала на мраморный пол лестничной площадки.
На следующий день Алекс отправил Фредрику в Упсалу допросить бывшую подругу Сары Себастиансон, Марию Блумгрен, с которой они вместе учились на литературных курсах в Умео, а затем в одиночестве сел за письменный стол с чашкой кофе.
Впоследствии Алекс долго пытался понять, в какой момент это дело словно превратилось в дикого зверя, который, ставя в тупик всю следственную группу, упрямо и недвусмысленно давал понять — он сам выбирает, в какую сторону двигаться. Казалось, дело зажило собственной жизнью, подчиненной единственному желанию: запутать и сбить с толку следователей.
Алекс замер в офисном кресле. Ему удалось поспать всего несколько часов, но он ощущал необыкновенный прилив энергии. К тому же в душе комиссара бушевал всепоглощающий гнев. До чего нагло действует убийца: отправить посылку с волосами матери ребенка, подкинуть труп на парковку перед огромной больницей, да еще и позвонить врачам, чтобы те поскорее обнаружили тело, — и при этом ухитриться не оставить после себя ни единой улики! По крайней мере, ничего, что бы могло помочь вычислить его, например отпечатки пальцев.
— Людей-невидимок не существует в природе, все допускают промахи! — ворчал себе под нос Алекс, набирая номер Центра судебно-медицинской экспертизы в Сольне.
Ему ответил на удивление молодой голос. В представлении Алекса опытному врачу должно быть никак не меньше пятидесяти, поэтому комиссар всегда пугался, когда приходилось работать с молодежью.
Однако вопреки его опасениям патологоанатом оказался очень компетентным и говорил на понятном полицейскому языке — этого вполне достаточно, решил Алекс.
Соня Лундин из Умео оказалась права: Лилиан Себастиансон умерла от отравления, точнее — от передозировки инсулина. Инсулин ввели в шею с помощью шприца.
От изумления у Алекса даже ярость поутихла.
— Никогда с таким не сталкивался, — невесело продолжал врач. — Однако это эффективный, и, если можно так выразиться, клинический способ лишить человека жизни. Жертва не испытывает страданий.
— Она была в сознании, когда ей сделали укол?
— Сложно сказать, — с сомнением в голосе сказал патологоанатом. — В крови обнаружены следы морфия, убийца пытался усмирить ее. Но я не поручусь, что она была без сознания, когда ей сделали смертельную инъекцию… Сложно сказать, почему убийца захотел ввести яд именно в голову или шею, — продолжал он. — Концентрация столь высока, что убила бы девочку даже при уколе в руку или ногу.
— Думаете, он врач? Убийца-то? — осторожно спросил Алекс.
— Вряд ли, — коротко ответил собеседник. — Укол сделан скорее непрофессионалом. И к тому же зачем было пытаться делать укол именно в голову? Это скорее похоже на какой-то символический акт!
Алекс задумался над словами врача: символический акт? Как это?