Золушки для холостяков

– Это разные вещи. Он же должен понимать, что другой человек раскрутит тебя быстрее и качественнее. Он же должен хотеть, чтобы у тебя все получилось, разве не так? Должен желать тебе успеха… Если он, конечно, и в самом деле любит тебя.

– Какая ты резкая, Танька, – вздохнула Аля. – Вот подожди, Бог на тебе отыграется. Когда-нибудь и тебе придется решить еще и не такую дилемму. А я на тебя посмотрю.

Самое смешное – она оказалась права. Причем нам даже не пришлось ждать слишком долго.

Через несколько дней сбылось мрачное Альбинино предсказание.

– Настена, караул! – вопила Танька. – Случилось самое страшное!

Зевнув, я плечом прижала телефонную трубку к уху, а сама в это время нашарила под кроватью электронные часы. С ума сойти можно – половина девятого. Раз Татьяна поднялась в такой час не для того, чтобы, сшибая углы, протопать на кухню, в три глотка осушить чайник и вернуться обратно в теплую постель, значит, случилось нечто и впрямь экстраординарное.

– Ты доигралась-таки со своим шантажом? – забеспокоилась я.

– Каретников предложил мне переехать к нему!

– И что? – Я потерла глаза кулаками.

– И то! – передразнила меня Танька, а затем, набрав побольше воздуха, принялась возбужденно тараторить: – Пентхаус на Земляном Валу! Три этажа! Ванная сорок метров! Водяная массажная кровать! Тропический сад с попугаями на балконе!

– Стоп, стоп, – озадаченно перебила я, – он что, развелся и свил холостяцкое гнездышко?

– Лучше! Он переезжает в другую страну, вместе с семьей.

– Слушай, а в чем проблема-то?

И тут Татьяна начала рыдать.

Это было так неожиданно, что я мгновенно почувствовала себя проснувшейся и свежей. Сквозь тоненькие всхлипывания и горькие завывания Таня поведала мне вот что. Сергей Петрович Каретников, повторно влюбившийся в нее бывший любовник, которого она пыталась шантажировать (кому как, а мне уже смешно!), уезжает работать в Аргентину! По контракту, на целых пять лет, и вся его семья переезжает вместе с ним. Наведываться в Москву он будет редко, но метко – на недельку пару раз в полугодие. Единственное, с чем Сергею Петровичу было и правда жаль расстаться в Первопрестольной, – это она, Татьяна. Поэтому он и решил сделать ей заманчивое предложение.

Таня пропишется в роскошном дворце, который раньше служил городским пристанищем для большой каретниковской семьи, и будет там жить. К ней будет приходить горничная, повар-грек и массажистка. Вдобавок Сергей Петрович вручит Таньке кредитную карточку, на которую каждый месяц будет переводиться две тысячи американских долларов. Условие одно: Татьяна должна всегда быть в его распоряжении. Злоупотреблять ее вниманием он не собирается. На эксклюзивность не претендует: она вполне может завести роман на стороне, лишь бы никого домой не приводила.

– Я так и не понимаю, почему ты плачешь? – продолжала недоумевать я.

Но выяснилось, что это еще не вся история.

Вторая часть душераздирающего эпоса касалась уже не Сергея Петровича Каретникова, а роковой Танькиной пассии, фотографа Димы.

Ведь, несмотря на то что рыльце Татьянино было в пушку и в Нью-Йорк с Каретниковым она беспринципно съездила, ее роман с фотографом развивался стремительно, по всем законам романной идиллии.

По Таниным словам, Дима был влюблен, как средневековый рыцарь в нежную даму. Ухаживания его были хоть и немного банальными, зато милыми и трогательными – он дарил цветы охапками, конфеты коробками, водил в кино, в «Сатирикон» на премьеру и в парк «Сокольники» на выставку кошек.

Забавно: Татьяна, всю жизнь мечтавшая оказаться за каменной стеной благополучия, вдруг впервые почувствовала себя в полной безопасности. Именно с ним, с Димой, который воплощал собой совокупность наиболее презираемых ею черт.

Он передвигался по жизни на метро. У него было четыре пары обуви: зимняя, осенняя, летняя и спортивная. До знакомства с Татьяной он – вот позор! – не знал, что такое фуа-гра.

Пробелы его светскости она заполняла с рвением профессора Хиггинса, который нуждался в Элизе Дулиттл куда больше, чем она в нем.

А какой у них был секс – о-о-о!

В общем, если сначала она относилась к народно-топорному Диме со снисходительной нежностью Пигмалиона, то через некоторое время поняла, что сама незаметно оказалась в положении зависимой. И она больше не была уверена в том, что если из ее жизни вдруг исчезнет Дмитрий, то это будет для нее так уж безболезненно.

– С ним-то, с ним что мне теперь делать? – рыдала Танька.

– Либо отказаться от предложения Каретникова, либо совмещать, что же еще.

– Не знаю… Каретников против того, чтобы я водила в ту квартиру мужчин. Подозреваю, что он расставил там камеры!

– А тебе вообще это надо? Жизнь в жанре реалити-шоу?

– Это лучше, чем жизнь в жанре мелодрамы, как сейчас. Настька, если бы ты хату эту видела, ты бы просто отпала!

– Тань, я чего-то не понимаю. Ты что, хочешь получить от меня моральное согласие на то, что собираешься сделать?

– Не знаю, – прошептала она, – у меня впервые в жизни такая ситуация. Обычно я выбирала между мужчинами по простому принципу.

– Знаю, – усмехнулась я, – у кого больше денег.