Золушки для холостяков

Пластическая операция – это как игра на бирже. Это и здорово, и опасно. Легенды о жертвах пластики гуляют по коридорам элитных клиник. Богатенькие девочки, чьи носы заклеены пластырем, глаза прячутся за темными очками, а грудь перебинтована, полушепотом рассказывают друг другу страшилки о провалившихся носах, порнографически неестественных грудях и редких случаях жуткой аллергии на имплантаты.

Даже и не знаю, что меня заставило решиться на такое во второй раз. Ведь предупреждали же меня о наркотическом характере пластической хирургии – мол, если уж начнешь, то остановиться будет очень сложно. Но я наивно думала, что ко мне это не относится.

Но, во-первых, депрессия моя и не думала сдавать позиций, и в связи с этим все мое существо вымаливало кардинальных перемен. Во-вторых, я прекрасно помнила, какое чувство легкости и обновления испытала я, когда покидала клинику пластической хирургии в первый раз. Это чувство было сравнимо с детским ожиданием новогоднего чуда.

Я пробовала обойтись малой кровью – разобралась в шкафу, отнесла в приют двенадцать килограммов старой одежды, купила три новых платья и летнее вязаное пальто, приобрела краску для волос «Молочный шоколад», чтобы хоть немножко посвежеть. Ничего не помогло. Шикарные платья так и остались висеть на плечиках в опустевшем шкафу, а на работу я ходила в одних и тех же черных джинсах, порядком истрепавшихся на штанинах, и грязноватых замшевых кедах.

Я медленно, но верно катилась в пропасть, я была на грани увольнения и смертельной ссоры со всеми моими подружками. Главный редактор Юлиан Афанасьевич больше не видел во мне сексуальный объект, проходя мимо меня, он презрительно фыркал и красноречиво косился на мои кеды, с которых отваливались комья грязи. Редакционные девицы, которые в былые времена были счастливы составить мне компанию в кафе во время обеденного перерыва, теперь опасливо держались от меня подальше – не знаю уж почему. Наверное, их отталкивала моя внезапная неряшливость, мой дикий взгляд и исхудавшее, сероватое от хронического недосыпа лицо.

Татьяна сначала звонила мне каждый день, приглашала в гости или пробежаться вместе с нею по магазинам. Я придумывала всевозможные предлоги, только чтобы не видеть ее – щебечущую, счастливую и ожидающую от меня точно такого же поросячьего восторга по поводу ее состоявшегося счастья. И вот теперь она звонила все реже и реже – ей было простительно, потому что она с головой погрузилась в свое тряпочно-обувное, пахнущее дорогими духами глянцевое счастье.

Изредка звонила Альбина. Ее сообщения были однообразными: вот она отыграла концерт в Волгограде, а вот два больших концерта в Астрахани и концерт в Орле. Ее номер имеет успех, ее заставили сделать мелирование и сменить концертный костюм. Теперь она выступает в амплуа женщины-кошки. У нее роман с одним из участников «Конвейера» – долговязым юнцом, читающим рэп. И досаждающая взаимная неприязнь с гримершей, которая неизвестно за что ее невзлюбила и каждый раз так и норовит Але напакостить. А в Твери она пошла в солярий и сгорела. А в Ярославле ей в туфли кто-то подсыпал песка, и она в кровь стерла ноги.

Генка тоже звонил. Вот уж с кем мне вообще не хотелось разговаривать – его беспочвенный оптимизм был хорош только в те дни, когда у меня у самой все было хорошо.

Ничего удивительного, что, когда в одно прекрасное утро на глаза мне попалась рекламка той самой клиники, где всего лишь полгода назад я увеличивала губы, я решила, что это дает о себе знать очередной судьбоносный знак.

Я позвонила в клинику и записалась на прием.

– Девушка, вообще-то мне хотелось бы покончить с этим как можно скорее, – сказала я по телефону приветливой администраторше.

– Скрываетесь от милиции? – жизнерадостно пошутила она. – Нет проблем!

– Скорее уж от себя самой, – вздохнула я.

Аля делает карьеру. Каждый вечер она прилежно выходит на сцену, чтобы под фонограмму исполнить свой один-единственный хит, тем самым заслужив порцию зрительского восхищения и скупую продюсерскую похвалу. Ей есть на что надеяться и над чем работать. Ее будущее больше не кажется расплывшейся акварелью, с каждым днем оно приобретает все более четкие очертания. По возвращении в Москву Альбине снимут клип и будут крутить по радио и на музыкальных каналах. Ее пригласят в десяток ток-шоу, ее, возможно, снимут в рекламе чего-нибудь навязчиво-молодежного, например какой-нибудь газировки. Она выпустит сначала сингл, потом полноценный альбом. У нее появится собственный интернет-сайт и собственный фан-клуб. Ее будут узнавать на улице, ей будут делать скидки в модных магазинах и приглашать на светские рауты. Журналисты будут передавать из рук в руки номер ее домашнего телефона, и в итоге Алька его вынужденно сменит. Она заработает много денег, получит национальную музыкальную премию и выступит в Кремле.

То есть, наверняка никто не может гарантировать ей всего вышеописанного, но по крайней мере шансы у нее есть.