Золушки из трактира на площади

— Тебя? — изумилась Матушка.

Такого поворота она не ожидала.

— Дочерей замуж выдал, — пояснил повар, — расходы на них с рук долой! Пусть мужья заботятся. Я как раз думал, во что бы вложиться, чтобы детям после себя что-то оставить. Кроме дома, конечно. А тут и для души намечается, и для кошелька!

— Это здорово! — расцветая улыбкой, воскликнула Бруни. Необходимость брать деньги у ростовщика испуганно съежилась. — Пиппо, это просто здорово!

— Вечером увидим Томазо и переговорим с ним, — засмеялся повар в ответ, уворачиваясь от ее поцелуев. — А завтра сходим к стряпчему!

— Хозяйка, — раздался голос Ровенны. Старшая Гретель удивленно оглядела обнимающихся и добавила: — Там вас господин полковник на улице ожидают. А с ним те, не приведи Пресветлая, головорезы, что давеча у нас обедали!

Улыбку с Матушкиного лица будто ветром сдуло. Позабыв обо всем, она бросилась на улицу. Едва догнавшая ее у порога, Ровенна успела накинуть ей на плечи теплый плащ.

Они стояли поодаль — трое спешившихся всадников, одним из которых был Лихай Торхаш. Подойдя ближе, Бруни узнала его спутников: черноволосого видного мужчину, с которым, казалось, опасно не только встретиться на дороге, но и просто наступить на его тень; и беловолосого широкоплечего оборотня, что добродушно поводил носом на запах вафель, как совсем недавно делали мальчишки — его сородичи.

— Лихай! — взволнованно сказала она. — Что с Каем?

— Почему ты решила, что с ним что-то случилось, маленькая хозяйка? — холодно усмехнулся полковник, и Матушка сразу почувствовала себя уличной дурочкой, просящей милостыню. — С ним все в порядке, хотя инспекция пограничных гарнизонов затянулась, и он не вернулся в Вишенрог в запланированные сроки. А разве он тебе не пишет?

Бруни молча покачала головой. После того последнего сообщения ее Шепот сердец замолчал, не передав ни одного письма. Ни вопросов, ни ласковых слов, ни разочарования… Ни-че-го!

Торхаш если и выглядел обеспокоенным, то лишь мгновение.

— Не нужно волноваться, — гораздо мягче, чем вначале, произнес он. — С ним все в порядке! А я заехал попрощаться — уезжаю по срочному делу.

— Надолго? — Матушкин голос предательски дрогнул. Жизнь словно специально рвала ниточки, связывающие с любимым: сначала замолчал Шепот, теперь — уезжал лучший друг.

Беловолосый оборотень проворчал под нос так, что все услышали:

— Какие нежности!

— Дикрай! — укоризненно покачал головой брюнет.

— Молчу, Яго, молчу! — хмыкнул тот.

— Не знаю, — полковник пожал плечами. — Может, на месяц, может — на два. Как получится. За Веся не беспокойся, в университете за ним приглядит мой товарищ.

Матушка обвела растерянным взглядом всех троих. Черноволосый посмотрел на нее, как ей показалось, с сочувствием и вскочил в седло. Дикрай, подмигнув ободряюще, последовал его примеру. А Красное Лихо вдруг наклонился и легко коснулся губами ее лба. Она ощутила жар его дыхания на своей коже — температура тела оборотней была на несколько градусов выше человеческой.

— До встречи, маленькая хозяйка, — тихо сказал Торхаш и одним движением взлетел в седло своего гнедого жеребца, ловко развернул его и пустил рысью. Из-под копыт коней снег взвился белым дымком.

Бруни смотрела им вслед до тех пор, пока они не исчезли за поворотом. Постояла несколько минут, не в силах сдвинуться с места. Но потом встрепенулась: нельзя позволять отчаянию пригибать себя к земле, заковывать в цепи, замораживать! Пусть Кая больше нет в ее жизни, но он в ней был, и сама жизнь продолжается: из трактира пахнет вкусностями, оттуда выходят смеющиеся довольные посетители, площадь звенит детскими голосами, а Весь с друзьями в своей комнате уминает вафли и радуется тому, что наконец познакомил их с той, которая заменила ему семью. Матушка поспешила в трактир, как в родные объятия.

Только она вошла, как повар передал ей горячий привет от Ваниллы и записку, занесенную Дрюней, который уже отбыл во дворец. «Все у меня хорошо, отлежала бока! — писала подруга. — Наедаю щеки — жру постоянно; целитель говорит, это из-за какой-то нервической грядки, а вовсе не из-за ребеночка. Поскольку тебе вносить малыша в Храм, Брунька, помогай мне придумывать имя! И пришли мне мерзавчиков из сегодняшней партии! Они такие вкусные!»

Записка заставила Бруни улыбнуться. Она была подружкой на свадьбе Ваниллы, а теперь станет Храмовой матерью их с Дрюней отпрыска. По старинному обычаю, первый раз в Храм ребеночка заносила не родная мать, а женщина, которую она назначала себе подменой на случай беды.

Матушка поднялась на второй этаж и заглянула к Весю.

— Чего вы дома сидите? — поинтересовалась она. — На улице так хорошо — не холодно и снежок падает.

— Матушка Бруни верно говорит! — вскакивая на ноги, воскликнул Рахен, и Бруни подумала, что неожиданно обрела в его лице рыцаря без страха и упрека. — Айда на улицу!

Весь чуть задержался.

— Бруни, — сказал он, будто сомневался в чем-то, — наши-то, мастеровые, с ними не знакомы еще. А вдруг подерутся?