Золушки из трактира на площади

Ванилла наконец определилась с цветом платья. От отца невесты его держали в строжайшей тайне, ибо Пипа, почитающего обычаи предков, хватил бы удар: платье девица шила себе ярко-оранжевое, с кружевами и вуалью в тон молодой листве. А на зеленом бархатном камзоле жениха должна была появиться оранжевая отделка и вышивка, изображающая… морковь!

– Морковка – суть символ нашего чуйства! – заявила невеста в субботний вечер, сидя на столе в кухне и с хрустом грызя предмет разговора. – Придворный портной, который шьет наши с Дрюней костюмы, в процессе работы пребывает в постоянном шоке. Но мы надеемся, он сотворит-таки шедевру!

Матушка только головой покачала и бросила взгляд на часы. Было около восьми вечера. Кай обычно приходил ближе к полуночи.

– А между тем, подруга, тебе тоже надо задуматься о платье! – лукаво заметила Ванилла. – Тебе и Персиане – поскольку вы будете моими подружками на свадьбе!

– И какой цвет ты выбрала для нас? – с подозрением поинтересовалась Бруни.

– Салатовый! – торжественно объявила та. – Вы будете изображать молодые грядки и оттенять наше с Дрюней великолепие!

– Вот спасибо! – хмыкнула Матушка, пытаясь представить себя в салатовом.

– Завтра ты и Перси должны быть во дворце для примерки! – не давая ей опомниться, добавила Ванилла. – В три пополудни. Найдете меня на кухне, и я вас отведу к портному. Мастер Артазель – очень изысканный и достойный старикан! А шьет так, что загляденье просто! Дрюня только у него и одевается.

Вспомнив любимые шутом несочетаемые сочетания цветов в предметах одежды, Бруни невольно пожалела портного.

* * *

В последние дни растущей луны Лихай и Весь отправились на охоту, затянувшуюся на целую неделю. Матушка нервничала, много молчала и реже улыбалась. Даже Кай не смог убедить ее не беспокоиться за мальчишку, ставшего ей родным.

– Глупенькая моя, – шептал он, целуя Бруни, уютно устроившуюся в кольце его рук, – если бы ты знала Лихо, как я, ты отпустила бы с ним Веся даже в преисподнюю!

– Но я не знаю! – оправданно возражала она. – Расскажи мне…

И Кай рассказывал – о том, как снял Лихая со столба, стоящего в центре костра, и был вынужден вместе с ним бежать от поселенцев, разъяренных тем, что какой-то юнец благородного происхождения посмел отнять у них законную добычу, приговоренную ими к смерти. Как он подрался с Лихаем сразу же, едва опасность отступила. Подрался жестоко и глупо, как могут сцепиться только подростки. Рассказывал, как они, странствуя вместе, слово за словом, шаг за шагом узнавали и учились ценить общество друг друга. Как Кай привел Торхаша к себе домой, и отец, приказав отмыть, накормить и подобающим образом одеть гостя, одновременно отправил самого Кая на порку – за то, что тот сбежал навстречу приключениям и за необдуманное вмешательство в казнь, которое могло иметь далеко идущие последствия. И как Торхаш, чудом прознав про это, тоже пришел на задний двор и молча встал с Каем плечом к плечу, чтобы разделить наказание.

Кай вспоминал, как они охотились вместе, и Лихай учил его читать следы и определять запахи, призраками витавшие под лесным пологом. И как он сказал своему другу-оборотню, собираясь на войну: «Это не твой бой!», а тот ответил: «Мой бой никогда не закончится, но я могу помочь тебе победить в твоем!»

– Знаешь, – тихо говорил Кай затаившей дыхание Бруни, – именно там, на войне, я понял, что наша земля для оборотней такая же родная, как и для нас самих! Люди были и остаются для них соперниками, даже врагами, но мы – свои. Как деревья в лесу, как птицы в небе. С теми же, кто пришел со стороны и решил забрать эту землю себе, оборотни воевали безо всякой жалости. И хотя с ними сложно, а иногда просто невыносимо общаться, я могу сказать, что вряд ли мы выиграли бы ту войну с такими относительно небольшими потерями, если бы не они!

Матушка слушала его и вспоминала судорожные всхлипы спящего Веся, на глазах которого толпа озверевших людей рвала на части очеловечившихся оборотней, а их соотечественники в это же самое время на войне отдавали свои жизни за покой тех самых, озверевших…

– Когда-то мы были для них дичью, – невесело усмехнулся Кай, – но те времена давно ушли в прошлое, и сейчас люди могущественнее оборотней. Быть добрым – это право, которым должны владеть те, кто сильнее!

Бруни запрокинула голову, разглядывая любимого. Он смотрел на затухающий огонь печурки, той самой, что топилась яблоневыми поленцами, наколотыми Питером Конохом, и лицо его – задумчивое, суровое, казалось ей невыразимо прекрасным. Этот Кай был совсем другим, лишь отдаленно похожим на того, высокомерно-отстраненного, гарцующего на великолепном скакуне. И этого Кая ей еще предстояло узнать!

– На той войне погиб мой муж… – неожиданно для самой себя призналась Бруни. – Он не писал мне писем. Совсем. Пару весточек я получила от ребят из нашего квартала, ушедших на войну вместе с ним. Единственное письмо, подписанное командиром его полка, сообщало о том, что Ральфа больше нет в живых.