Золушки из трактира на площади

– Ой! – воскликнула зашедшая на кухню Виеленна. – Хозяйка, откуда эти оглоеды?

– Из леса, вестимо! – хохотнул Пип. – Весь, в зале мест нет, веди ребят к себе наверх. А вафли скоро будут!

– Всех кормить – никаких продуктов не хватит! – явно подражая сестре, проворчала младшая Гретель, провожая взглядом пацанов, гуськом поднимавшихся по лестнице.

– Вилен, – вдруг сказал Питер и, отряхнув руки от муки, шагнул на задний двор, – можно тебя на два слова?

Она последовала за ним. Оставшиеся на кухне не хотели подслушивать, но говорить тихо бывшему молотобойцу никак не удавалось.

– Не смей жалеть продуктов ребятне! – отчитал Виеленну сердечный друг. – Коли для твоего ребенка кто лакомства пожалеет, тебе понравится?

– Да я… – попыталась оправдаться та, но Конох перебил:

– И чтобы я такого больше от тебя не слышал! – веско довершил он и вернулся на кухню. Следом прошмыгнула служанка, красная как помидор.

Бруни сделала вид, что очень занята: ловко сворачивала вафли в трубочки, ложечкой накладывала туда густые, как сметана, сливки и украшала каждую ягодой – то клубникой, то крыжовником, то черникой, то вишней. Когда первое блюдо наполнилось доверху, кликнула Веся. Оборотень кубарем скатился по лестнице, будто стоял на лестничной площадке, ожидая, когда позовут.

– Следующий тазик позже! – крикнул ему в спину Пип. – Нам еще посетителей кормить!

Пройдясь по кухне, повар повел затекшими плечами и остановился возле стола, где Питер месил тесто. На краю уже доходили четыре круглые ровные заготовки на деревянных блюдах, накрытые кусками чистого льняного полотна.

Пип откинул одно из них, отщипнул теста, пожевал. Потыкал пальцем кругляш, пригляделся, словно пузырьки воздуха считал. И… молча потрепал Питера по плечу. После чего вернулся к плите, всей обширной спиной выражая удовлетворение. Кончики ушей Коноха заалели ярче щек его возлюбленной.

Матушка только головой покачала, скрывая улыбку. Она старалась не отвлекаться от выпечки: одни посетители предпочитали вафли едва зарумянившиеся, светлые, как девицы, прячущиеся от жадного летнего солнышка; а другим, наоборот, нравилась хрустящая темная корочка, чуть горчащая на языке. Но в основном вафли приобретали ровный цвет хорошего песочного теста, который радовал глаз.

Когда Питер вымесил всю порцию и, разложив на столе кругляши, вышел в зал помогать сестрам, Бруни подошла к повару.

– Мы с мастером Пелеваном покупаем дом, Пип, – сказала она, не забывая поглядывать на плиту, – и собираемся открыть второй трактир.

Пиппо засопел, покосился на нее, но ничего не ответил. Матушка вернулась к вафлям – знала, что ему нужно время обдумать новость.

– Что за дом? – спустя какое-то время подал он голос.

– Дом, где жил господин Турмалин, каменное трехэтажное здание. Давеча жильцов оттуда выселили…

– Это еще почему? – повар подозрительно повел носом, как крыса, почуявшая несвежий сыр.

– Крыша обвалилась, и фасад дал трещину, – честно призналась Бруни. – Но Томазо осмотрел дом. Он берется его отремонтировать и отделать внутренние помещения.

Повар помешал суп в большом котле, осторожно положил половник на тарелку и развернулся к Матушке.

– Скажи мне, дочка, зачем тебе эта головная боль? Наш трактир дает небольшой, но постоянный доход, на который живешь ты, я, сестрички и Пит. И на Веся денег, насколько я могу судить, хватает. Мы не голодаем, покупаем добротную одежку и вовремя платим налоги. Так – зачем? Или я чего-то не знаю?

Бруни отвела глаза.

– Что происходит? – мягко переспросил Пип.

– Кай больше не появится здесь… – с трудом справляясь с непослушными словами, пробормотала Матушка.

Повар резко поднял ладони.

– Можешь не продолжать, – грубовато сказал он, – я понял! Покажи мне смету – Томазо наверняка уже ее составил.

– Сейчас? – удивилась Бруни.

Пип кивнул и взглядом указал на начавшие подгорать вафли. Матушке удалось спасти их в последний момент, но корочка слегка подгорела.

– Кто-нибудь, мне нужна помощь на кухне! – крикнула она, ожидая, что из зала придет кто-то из сестер или Питер, однако вместо них сверху, прямо с лестничной площадки, одним прыжком спрыгнул сероволосый оборотень, Рахен.

– Можно я? – спросил он, глядя одновременно и застенчиво, и нагло.

Матушка невольно залюбовалась его необычной северной красотой: белая кожа, яркий нежный румянец на щеках, алые губы и серые, очень светлые глаза, отражающие все, словно зеркало. Его неровно стриженые пряди достигали лопаток, и лишь несколько из них были собраны в косички, закрепленные на затылке, чтобы не падали на лицо.

– Давай! – решилась Бруни, протягивая ему деревянную лопаточку, а сама подошла к своему плащу, висящему в углу, вытащила из кармана свиток со сметой и передала Пипу.

Тот проглядел его, свирепо хмуря брови и бормоча что-то себе под нос. Особо задержался на итоговой сумме, той самой, что исчеркал мастер Пелеван.

– И как вы решили делить доходы? – поинтересовался он, тыкая толстым пальцем в итог. – Коли расходы пополам?

– Две трети мне, одна – Томазо.

– Молодец! – неожиданно улыбнулся Пип. – Узнаю сестренкину хватку! А меня возьмешь в долю?