Золушки при делах

Когда он ушел, Оридана приказала свите остаться и в сопровождении Саника спустилась в оранжерею. В последнее время оборотень все чаще становился человеком и не спешил менять ипостась. Но, увидев вожделенные розы, мальчик тут же обернулся щеном и на всех четырех поспешил исследовать заросли. Принцесса проводила его взглядом и медленно пошла по тропинке, подставляя лицо солнечным лучам, которые сквозь стеклянный купол падали вниз. Ее внимание привлекла одна из беседок: кованую изящную решетку, изображающую птиц с затейливым орнаментом на крыльях, увивали розовые плети, усыпанные маленькими коралловыми бутонами. Эти розы очень любила гаракенская королева Орхидана, мать Ее Высочества. С ее легкой руки сорт стали называть «Искры любви», а прежнее название оказалось позабыто. Оридана обрадовалась цветам, как старым друзьям, и поспешила к беседке. Взбежала по ступеням, остановилась на пороге, улыбаясь…

Улыбка угасла. Навстречу спешно поднимался и склонялся в поклоне высокий широкоплечий незнакомец… неуловимо похожий на Иракли. Несмотря на то, что в отличие от Ракеша волосы у мужчины были светлыми, его темные глаза оглядели принцессу с вниманием и силой, от которых ее сердце забилось чаще. Позабыв об этикете, Оридана беззастенчиво разглядывала его открытое привлекательное лицо, простую мантию мага без опознавательных знаков.

– Простите меня, Ваше Высочество! – воскликнул он и смутился. – Ох, еще раз простите! Мне следовало молчать, пока вы не прикажете говорить!

– Говорить! – немедленно приказала Оридана и тут же поправилась: – Говорите! Кто вы? Ваше имя?

Где-то в стороне Саник Дорош увлеченно подкапывал розы.

– Я – ученик королевского мага мэтра Квасина, – ответил незнакомец. – Мое имя – Варгас Серафин.

* * *

К первым в своей жизни родам Ванилла рю Дюмемнон отнеслась как к тяжелой работе, которую надо было сдать в срок. И в чем-то она, несомненно, была права. Несмотря на то что временами ей приходилось несладко, она не теряла оптимизма. По совету Жужина дышала, как собака, бегающая по кругу, иногда орала во весь голос и, кажется, даже наслаждалась процессом. Младшая сестра Персиана, сидящая в изголовье кровати, держала ее за руку, обтирала ей лицо тряпицей, смоченной в прохладной воде, поила теплым морсом для поддержания сил.

Однако спустя двенадцатый час родов Ванилла, мягко выражаясь, подустала.

– Все идет хорошо, просто великолепно! – подбадривал ее целитель. – Дорогая, вы умница! А ну-ка, поднатужьтесь!

– Я чувствую себя гужевой конякой не первой свежести, которая тащит дровни со столетними бревнами из Узамора в Вишенрог! – пожаловалась роженица сестре, когда очередная схватка отпустила. – И отчего Пресветлая не предусмотрела какой-нибудь иной путь появления на свет?

– Отчего люди не летают? – глубокомысленно вопросил Ожин и сунул руку под простыню, накрывающую Ваниллу. – О! Вот и темечко!

– Волосики, волосики какие? – подалась вперед Персиана. – Чай, светло-каштановые, как у мамки?

– Я потом вам скажу, – любезно улыбнулся целитель, – когда увижу темечко целиком с головой, а голову – с туловом!

– Мэтр, а долго еще? – взмолилась роженица. – Меня сейчас разорвет!

Жужин кинул взгляд на часы, стоящие на прикроватной тумбочке, и приказал:

– Кричите, Ванилла! Так, как я вас учил, – чтобы звук уходил вниз, в живот!

И поспешно зажал уши.

– Твою ма-а-а-а… – заорала Ванилла, выгибаясь на кровати.

Персиана, мать двоих детей, с растроганной улыбкой смотрела на старшую сестру.

– Головка вышла! Волосики темненькие! – заглянув под простыню, сообщил Ожин. – Еще пара таких замечательных потуг, и мы увидим ребеночка целиком!

– А глазки, глазки чьи? – едва не подпрыгивая от любопытства, спросила Персиана.

– Глазок пока нету! – отрезал целитель, но, увидев, как бледнеет молодая мать, поспешно поправился: – Закрыты пока глазки!

– А носик? Носик-то видно! – торжествующе вскричала Персиана. – Чей носик, мэтр?

– Мамин, – покорно ответил тот, понимая, что избавиться от назойливого внимания к личности младенца не получится. И снова взглянул на часы: – Ванилла, тужьтесь!

Спустя еще несколько потуг покои целителя огласило торжествующее мяуканье новой жизни.

– А кто у нас тут? – вопросил мэтр, тыкая младенца пиписькой в лицо сначала всем присутствующим, а затем молодой маме. – Кто это такой хорошенький?

– Это Людвин рю Дюмемнон! – сердито ответила молодая мама, дрожащей рукой вытирая струящийся со лба пот. – Аркаеш побери моего упрямого муженька! Все-таки вышло по-евойному! Кто-нибудь ему сообщил уже, а?

Повинуясь движению длинного пальца Жужина, служанки порскнули прочь – сообщать заинтересованным лицам радостное известие.

Принцесса Бруни подняла на ноги весь дворец, чтобы отыскать счастливого отца. Его Величеству сообщили о благополучном завершении родов, и он добавил переполоху, когда будил шута, ревя над его ухом, как Железнобок. Смешивая гномий самогон с вином, король знал, что делал, дабы избавить Дрюню от стресса!

С пятой попытки шут разлепил осоловевшие глаза и поинтересовался:

– А? Что? Они наступают?

– Кто? – опешил король.