Дрочу каждые пару часов, слишком взвинчен, чтобы сидеть тихо, и слишком возбужден, чтобы идти гулять, рискуя, что меня кто-нибудь увидит и доложит, что я на спидах или не в себе. Избегаю жильцов, не отзываюсь, когда стучат в дверь. Мама звонила с Макино и говорила, почему же я все-таки не приехал, провел бы здесь пару дней, тут так славно, вода замечательная и воздух такой свежий. Потом подключился папа, весь такой сердечный и дружелюбный, и я большим пальцем ткнул СТЕРЕТЬ. И снова Джуни, и я беру трубку, и она тут же начинает ныть. Уже 21 августа, и почему я не перезванивал, она оставила мне как минимум три сообщения, она переживала за меня, ради всего святого! И так далее. Я ем замороженный буррито с говядиной из Тако Белл и пью Бад из банки. Переключаю каналы в телевизоре. Пятьдесят два канала и назад к началу. Я чувствую нетерпение, будто что-то ищу и сам не знаю, что именно. Джуни ГОВОРИТ. Как и всегда ГОВОРИЛА. Старшая сестренка, большая шишка, директор средней школы. Липкий зеленый соус гуакамоле стекает у меня по руке. На шестом канале показывают обнаженные черные трупы на свалке где-то в Африке. На девятом канале ревущие дети в разрушенной бомбами больнице в какой-то Боснии. Они плавно перетекают в рекламу: «Говорит ваш правитель». На одиннадцатом канале рекламный ролик, в котором фургон подскакивает на каменистом пустынном ландшафте. На двенадцатом канале прогноз погоды: «В регионе Мичигана и Великих озер по-прежнему держится жара». На МТВ горячая латинская пизда с наэлектризованными волосами облизывает соски упоротой бледнолицей кокаинистки, и я переключаю назад на одиннадцатый. Джуни произносит пронзительно, будто находится у меня в комнате: «Квентин, мать твою, ты там?» И К_ отвечает: «А где же мне, блядь, еще быть, Джуни?», и за этим следует пауза, как будто эта сука получила пощечину. И я пытаюсь доесть буррито и пялюсь в экран, зная, что там кроется какое-то послание, нечто срочное. Джуни говорит, что хотела бы со мной поговорить, что она беспокоится обо мне, о том, как на меня может повлиять
Джуни повторяет, что приглашает меня на ужин завтра вечером, не просто поговорить, а познакомить меня с одним своим другом, и я отвечаю, что занят. Что ж, тогда послезавтра вечером? — я занят. И она злится и говорит — что такого важного может быть в
Додж Рам подскакивает на ухабах. Исчезает, сменяясь какими-то ублюдками в бейсбольной форме на стадионе Тайгер. В Детройте.
Теперь я знаю, каким должен быть окончательный шаг. Ем второй буррито, который и есть уже не хочется, но я ненасытен, мой рот работает сам по себе и поглощает то, что у меня в руке. На пути к ОТПРАВНОЙ ТОЧКЕ через четыре дня. Словно в паззле не хватало кусочка, а теперь я его нашел, и картинка сложена.