Зомби. Антология

До сих пор я в мельчайших подробностях помню эту страшную картину: Герберт Вест в зловещем свете электрических ламп склонился над обезглавленным телом, чтобы вколоть в его левую руку реанимирующий раствор. Впрочем, у меня не хватило бы слов для красочного описания этой сцены. Даже если бы я попытался, непременно лишился бы сознания от отвращения: операционная наполнилась ужасом и безумием; всюду были расставлены и разложены предметы самого зловещего вида; скользкий пол едва не по щиколотку залит кровью и мелкими фрагментами человеческих тел; а в углу, среди черных теней, на тускло мерцающем и будто злобно подмигивающем сине-зеленом пламени зрело, пухло и пузырилось жуткое вещество, полученное из клеточной ткани неведомых рептилий.

Новый экспериментальный образец — Вест повторил это несколько раз! — обладал превосходно развитой нервной системой- На него возлагались большие надежды. Когда труп несколько раз судорожно дернулся, я увидел, что на лице Веста отразилось несвойственное этому человеку лихорадочное возбуждение. Полагаю, он ожидал, что на сей раз ему предстоит окончательно убедиться в справедливости своей теории о том, что сознание, разум и личность способны существовать независимо от головного мозга. Иными словами, Вест верил, будто в человеке нет никакого объединяющего центра, который можно было бы назвать душой; что человек — не более чем машина, оборудованная нервной системой, состоящей из нескольких секторов, каждый из которых имеет определенную самостоятельность. И вот теперь с помощью одного-единственного триумфального эксперимента он намеревался перевести сокровенную тайну человеческой жизни в область мифологии. Труп между тем все сильнее содрогался и под нашими жадными взглядами вдруг начал совершать поистине жуткие движения: его руки беспокойно взметнулись вверх, ноги вытянулись, а все мышцы дергались и извивались, как в неведомом танце. Картина была отвратительная. Затем жуткое безголовое существо широко взмахнуло руками; смысл этого жеста был понятен — он выражал отчаяние, осознанную и осмысленную безнадежность. Нам предстало очевидное, неопровержимое свидетельство абсолютной справедливости теории Веста. Нервная система подопытного явно «вспоминала» последние действия, которые он успел совершить в конце жизни, пытаясь выбраться из падающего самолета.

Что именно произошло потом, я уже никогда не смогу вспомнить. Это могла быть галлюцинация, вызванная шоком от взрыва германского снаряда, который в тот самый момент угодил в здание госпиталя и разрушил его до основания. Теперь установить правду невозможно. По официальным же данным, кроме нас с Вестом, не выжил никто. Сам Вест до своего недавнего исчезновения предпочитал думать именно так, но порой его мучили сомнения: странно, что два человека увидели одно и то же. Событие, ужаснувшее нас, казалось, не было таким уж страшным, если бы не его последствия.

Лежавшее на столе тело вдруг поднялось и стало ощупывать окружающее пространство. Вдруг мы услышали странный звук. У меня язык не поворачивается назвать его «голосом», настолько это было ужасно; не столько своим тембром и даже не сутью сказанного — он всего-навсего крикнул: «Прыгай же, Рональд, ради всего святого, прыгай!» Ужас внушал источник этого звука, который располагался в большом чане под крышкой, стоящем на тусклой горелке в окутанном черными трепещущими тенями углу.

VI. Легион мертвецов

Год назад, после исчезновения доктора Герберта Веста, полиция Бостона подробно допросила меня об особенностях нашей совместной многолетней работы и обстоятельствах последней встречи. Полицейские подозревали, что я о многом умалчиваю, вероятно, даже догадывались об истинных причинах моей скрытности: я не мог рассказать им всю правду просто потому, что они мне не поверили бы. Они знали, что деятельность Веста была связана с такими вещами, которые обычному человеку трудно вообразить. Мой коллега с увлечением и самоотдачей занимался исследованием природы жизни и смерти и при этом ставил эксперименты на человеческих трупах, пытаясь их реанимировать. Держать столь активную деятельность в полном секрете от окружающих было невозможно. Что касается последней катастрофы, свидетелем которой я оказался, то ее обстоятельства были настолько чудовищны и невероятны, что я и сам не уверен в реальности происшедшего.