В тот вечер ему не помогли ни пистолеты, ни собаки.
Потребовалось целых три дня, чтобы собрать на забрызганной кровью тропинке останки Фэррана. А доктор признался, что он не в состоянии отличить куски плоти майора от плоти его разодранных в клочья собак.
И все это время Брид Кэппин монотонно произносила заклинания в своей пещере в горах.
Она не удовлетворилась непосредственной местью тем, кто был причастен к убийству крестьян в поместье Машерамор. Брид Кэппин была одержима желанием заставить расплатиться за смерть своих односельчан и родственников всех, кто связан с родом Машерамор. Месть стала для нее всем: ее страстью, целью ее существования. А марб бхео стал орудием ее мести.
Еще много лет после этих событий люди говорили о безумной Брид Кэппин, которая, одержимая идеей мести, бродит под покровом ночи по горам Боггера в компании оживленного ею трупа.
Отец Дохени внезапно прервал свой рассказ, а я остался сидеть с открытым ртом на краешке стула.
— Это просто фантастическая история, святой отец, — запинаясь, вымолвил я, когда до меня наконец дошло, что рассказ подошел к концу. — А лорд Машерамор существовал на самом деле?
Старик не ответил, просто сидел и не отрываясь смотрел на огонь.
Я поежился, тлеющий в очаге торф не согревал маленькую комнатушку.
— Вы могли бы приехать к нам в студию в Корке и рассказать в программе о марб бхео? Мы, конечно, заплатили бы вам определенную сумму.
Тут я спиной почувствовал сквозняк.
Обернувшись, я увидел, что дверь в коттедж открыта. К моему удивлению, в дверях я увидел старушку, которую повстречал в букинистической лавке. На сером фоне дверного проема вырисовывался ее сгорбленный черный силуэт. В горах поднялся ветер, старушечье платье викторианской эпохи развевалось и хлопало подолом, как крылья черного ворона.
— Больше вам здесь делать нечего, — властно сказала она скрипучим старческим голосом.
— Я здесь, чтобы увидеть отца Дохени, — сухо отреагировал я и в поисках поддержки посмотрел на старого священника. — И по вашему, кстати, совету, — словно оправдываясь, добавил к этому.
Старик, кажется, задремал на своем жестком стуле с высокой спинкой — челюсть его опустилась на грудь, а глаза закрылись.
— Ну, так вы его и увидели. Он говорил с вами. А теперь уходите!
Я растерянно смотрел на старуху, меня просто потрясла ее грубость.
— Я склонен думать, что в этом доме не вам указывать, что мне делать, мадам, — недобро заметил я.
Рот старухи под вуалью открылся, и вслед за этим последовало такое жуткое хихиканье, что у меня волосы на затылке зашевелились.
— Здесь распоряжаюсь я. — Старуха засопела, восстанавливая дыхание после приступа веселья, если только эти мерзкие звуки, которые она издавала, свидетельствовали о веселье.
— Вы хотите сказать, что вы экономка отца Дохени? — Я не смог скрыть своего удивления, так как старуха, судя по ее виду, вряд ли была способна донести чайник от очага до стола, не говоря уж о других функциях, которые должна выполнять экономка.
Она снова хихикнула.
— Уже поздно, юноша, — наконец сказала она. — Я на вашем месте поторопилась бы. Ночью над этими горами витает зло. Надо быть осторожным.
Старуха протянула костлявую руку, жестом предлагая мне покинуть дом.
Я снова посмотрел на отца Дохени, но он даже не шелохнулся, тогда я собрал свои записи, встал и с независимым, насколько это было возможно, видом надел куртку.
Старуха проигнорировала меня, когда я с ней попрощался, — она просто отступила от двери в сторону.
Луна была высоко, ветер подгонял по небу беспокойные облака и завывал в горных расселинах. Иней белыми венами разбежался по каменистому склону. За время, что я провел в коттедже священника, температура воздуха значительно понизилась. Где-то вдали выли собаки. Ночью в горах эти звуки казались нереальными, потусторонними.
Я добрался до своего мотоцикла и, надеясь, что не потревожу сон святого отца, ударил ногой по стартеру.
На то, чтобы «триумф» разогрелся и был готов начать движение вниз по извилистой горной дороге, потребовалось некоторое время.
Проехав не больше мили, я вспомнил, что оставил один из своих блокнотов на столе в коттедже отца Дохени. Тяжело вздохнув, я затормозил, осторожно развернул «триумф» на грязной дороге и покатил обратно к «Тич Дрок-Хлу».
Часть пути до коттеджа я прошел пешком.
Не знаю почему, но у двери в дом я решил подождать и не стучать сразу.
До моих ушей донеслось приглушенное завывание.
Голос принадлежал старухе. Слова я начал разбирать лишь через некоторое время, но их значение оставалось для меня загадкой, так как произносились они на древнеирландском.
Что-то подтолкнуло меня заглянуть в маленькое окошко.
В полумраке я разглядел старого священника, теперь он стоял в центре комнаты. Перед ним стояла сгорбленная старуха и что-то напевала. Удивительное дело — в руках у нее была одна из этих старинных сабель с изогнутым клинком. Ее странное поведение — то, как она пела этим своим дребезжащим голосом, — заставило меня напрячься.
Вдруг старуха умолкла.
— Запомни, Дохени! — властно сказала она.