Меня всегда особенно интересуют донесения о чем-то, чего на самом деле не случилось, потому что, как мы знаем, существуют известные известные, то есть вещи, про которые мы знаем, что мы их знаем. Также мы знаем, что существуют известные неизвестные, то есть мы знаем, что есть вещи, которых мы не знаем. Но также есть и неизвестные неизвестные – те вещи, о которых мы не знаем, что мы их не знаем.[42]
За эти слова Рамсфельда изрядно осмеяли, но в них много верного и важного. Огорчать должно то, что, озвучив их, Рамсфельд предпочел закрыть глаза на выводы. Ведь если развязывание вой ны сопряжено для страны с многочисленными «неизвестными неизвестными», то к таким вопросам надо подходить с крайней осторожностью.
В литературе по финансам для описания непредвиденных явлений широкое применение получил благодаря Нассиму Талебу термин «черный лебедь». У европейца утверждение «все лебеди белые» не могло вызвать никакого противоречия с опытом. И не похоже, что европейцы когда-либо задумывались о существовании черных лебедей, прежде чем они открыли Австралию и впервые встретили такую птицу. К счастью, никому не пришло в голову построить огромную финансовую систему на сведениях о расцветке лебединого оперения. Однако история кишит примерами того, как подробнейшие планы разлетались в прах при столкновении с не принятыми во внимание исходами событий.
Рассказывать, что мы то и дело сталкиваемся с «неизвестными неизвестными» и «черными лебедями», – дело нехитрое. Гораздо труднее придумать такую систему анализа и принятия решений, в которой учитываются события, по определению не поддающиеся анализу и прогнозированию. Экономисты, философы и специалисты по теории принятия решений долгое время ломали голову над этой загадкой и, похоже, добились в ее решении некоторых успехов.
Оказывается, что построение формальных моделей ограниченной рациональности возможно. В отличие от ультрарациональных вычислительных устройств, которые населяют мир стандартной экономической теории, агенты с ограниченной рациональностью пребывают в неведении относительно некоторых возможных сценариев, а также не могут полностью сформулировать для себя часть известных им сценариев и информировать о них других.
Отсюда следуют очень важные выводы. Во-первых, если есть основания ожидать неприятных сюрпризов, то разумнее всего проявить осторожность при принятии решений. В такой обстановке предпочтительнее выглядят простые и поддающиеся пониманию альтернативы, хотя сложные и туманные альтернативы могут сулить гораздо большие выигрыши.
То же относится и к контрактам. В стандартной экономической теории контракты покрывают все возможные варианты развития событий. Но в реальном мире контракты не бывают полными и даже в сложных контрактах не удается полностью устранить неоднозначность. Поэтому простые контракты с условиями, понятными для обеих сторон, могут оказаться предпочтительнее сложных, несмотря на их оптимальность с точки зрения стандартной экономической теории.
Доверие и кризисы
Отклонения от рациональности на индивидуальном уровне – не единственная трудность для гипотезы эффективного рынка. Если бы в остальном рынки были совершенно эффективными, то даже небольшого числа опытных и рациональных спекулянтов хватило бы, чтобы реализовать прогнозы гипотезы. Эти спекулянты смогли бы превратить иррациональность большинства инвесторов в Клондайк для себя. Вспомним замечание Кейнса: для успеха спекуляции нужно не только, чтобы рынок поставил все на свои места, но чтобы это произошло раньше, чем спекулянты останутся без гроша. Реалистичная теория финансовых рынков должна объяснить, почему пузыри могут сохраняться на протяжении длительного времени, отбивая у спекулянтов охоту ставить на возвращение рынка к равновесию.
Далее, нам требуется более глубокое понимание падений на финансовых рынках, таких как нынешний кризис. Хотя учебники рисуют финансовые рынки как безличный обмен активами, характеристики которых известны до деталей, решающий фактор в реальном процессе – это доверие и, в более широком смысле, объем доверия, соответствующий тому или иному обещанию выгодных перспектив. В последние десятилетия экономисты потратили много сил на изучение доверия и, в частности, условий, при которых одна сторона контракта может доверять другой и надеяться, что та говорит правду.