Зомби идет по городу

– Видишь, как получается, – проговорил Овсов. – Ты еще не знаешь, кто есть на самом деле, а они знают. Они называли тебя Званцевым. Сергеем Дмитриевичем.

– Неплохо звучит, – проговорил Зомби.

– Как они могли узнать о тебе? – спросил Овсов.

– Пафнутьев, – ответил Зомби.

– Не может быть...

– Других вариантов нет. Где-то он вел себя не слишком аккуратно. Это называется утечка информации.

– Ну что ж... Пошли звонить Пафнутьеву. – И, подхватив странный свой костыль, Овсов первым вышел из палаты. Следом за ним, откинув назад голову, так что приобрел даже какую-то горделивость, вышел Зомби. По коридору он шел, не глядя на больных, провожавших его взглядами, полными какого-то испуганного сочувствия.

Овсов начал набирать номер, не успев даже присесть, и лишь когда пошли длинные настойчивые гудки, нащупал сзади рукой стул и опустился на него.

– Паша? – спросил Овсов, едва Пафнутьев подал голос.

– Да, это я... Как поживаешь, Овес?

– Плохо. У нас чрезвычайное происшествие. Бандитский налет. Искали моего любимого пациента. Совместными усилиями удалось отбиться.

– Он жив?

– Стоит передо мной. Если он и уцелел, то только благодаря мужеству и самоотверженности твоего лучшего друга.

– Это ты о себе?

– Да, такие слова я могу говорить только о себе. Искали Званцева. Мы с Зомби еще не знаем, что он Званцев, еще не успели в этом убедиться. А они знают. Как это понимать, Паша?

– Дай сообразить.

– Соображай, Паша. А я пока могу сообщить тебе несколько подробностей сегодняшнего утра... Дверь в палату выломана, в коридоре пахнет порохом, у меня срывается голос, а моя любимая женщина зализывает раны. А ты соображай, Паша...

– Так... Была стрельба? Кто стрелял?

– Я стрелял.

– В кого?

– В пол.

– Это хорошо... Откуда же потянуло порохом, а, Овес?

– Я слышал, что ты был в редакции, потом собирался навестить какую-то женщину, которая может оказаться...

– Постой-постой! Я ее навестил. Так... Сиди на телефоне и никуда не отлучайся. Позвоню через десять минут. Или подъеду. Нет, я все-таки подъеду. Буду у тебя через пятнадцать-двадцать минут.

Пафнутьев нашел в блокноте телефон Званцевой и тут же набрал номер.

– Женя? Здравствуйте. Пафнутьев. Из прокуратуры. Помните?

– Ой, здравствуйте... Знаете, у меня так редко звонит телефон, что каждый звонок заставляет вздрагивать.

– У меня один вопрос, – суховато сказал Пафнутьев. – С кем вы поделились своей радостью?

– Ни с кем, как мы и договаривались, Павел Николаевич... Неужели вы думаете, что я могу...

– Я ничего не думаю. Ни о чем. Никогда. Думать вредно. Все, что мне требуется для работы, я уже передумал. И надобности думать вообще не испытываю. Поэтому, не задумываясь, повторяю свой вопрос: с кем вы говорили о наших с вами маленьких тайнах? Вспомните, Женя... Это очень важно. Снова повторяю – это чрезвычайно важно.

Женя некоторое время молчала, и Пафнутьев ее не торопил. Он умел понимать и молчание. Женя молчала не из упрямства, не из какой-то зловредности или преступной наклонности. Она молчала в растерянности, и он это чувствовал.

– Видите ли, Павел Николаевич... Эти полгода дались мне очень нелегко... И был только один человек, который меня не забывал... И если мне удавалось изредка переброситься словечком по телефону, то только с этим человеком. И когда пришли вы, когда сообщили о Сергее... Я не могла, понимаете, просто не могла не поделиться радостью...

– И поделились, – мрачно сказал Пафнутьев.

– Да, – простодушно подтвердила Женя.

– С кем?

– Видите ли, Павел Николаевич...

– С кем? – повторил Пафнутьев как можно мягче, чтобы не вспугнуть издерганную женщину слишком уж настойчивыми вопросами.

– Когда Сережа купил или получил машину... Естественно, возник вопрос о страховке...

В этом месте сердце бедного Пафнутьева вздрогнуло и несколько раз с силой ткнулось в грудную клетку, как может ткнуться теленок своей мордой в чью-то ладонь.

– Говорите, Женя... Я внимательно вас слушаю.

– Короче, мы застраховали машину. И эта женщина мне очень помогла, когда пришлось получать страховку. Собственно, только благодаря этой страховке мы с малышами и выжили...

– Вы позвонили страховому агенту? – не выдержав, спросил Пафнутьев.

– Да.

– Как ее зовут?

– Изольда Цыбизова.

– Ясно, – тяжело перевел дух Пафнутьев. – Суду все ясно.

– Скажите... Это очень плохо? – спросила Женя, озадаченная его словами.

– Да.

– Очень? – повторила она почти в ужасе.

– Да, – безжалостно подтвердил Пафнутьев.

– И ничего нельзя исправить? – По ее голосу Пафнутьев понял, что Женя может попросту бухнуться в обморок.

– Да нет... Сказали и сказали... Подумаешь... Почему не поделиться радостью с близким человеком, – сжалился Пафнутьев.

– Я тоже так подумала, – улыбнулась Женя с облегчением.