Zombi in Russia

— Ну, должен же кто-то помогать мне присматривать за этими охламонами, пока мы с Русланом, к примеру, в рейде. Люське еще расти и расти. Глеб, положим, однажды захочет к нам присоединится, да и то не факт. А Дюшка-то явно мирное создание. И на баррикады полезет только при очень большой нужде.

— Это не отменяет его смертоносность, как я понимаю, — Данька бросил быстрый взгляд на младшего умряка и с удивлением обнаружил маячившую за левым плечом мальчишки белоснежную кисточку. Тот скосил глаза, понял на что надс так уставился и смутился. Хвост тут же спрятался где-то под табуретом, на котором Дюшка сидел. Данька сделал вид, что умрячья хвостатость нисколько его не смущает. И снова перевел взгляд на Велесова.

— Не отменяет, — легко подтвердил охотник. — Но заставлять ребенка убивать себе подобных, знаешь ли…

— Я понял, — поспешил оборвать его Данька, — Извините.

— Теперь, я смотрю, ты сам не спешишь отвечать на прямой вопрос, — заметил Всеволод.

— Просто устал объяснять, — Даня поправил очки на переносице, — Я асексуал. Да, это лечится. Нет, я не хочу лечится. И да, меня все устраивает в этой жизни. Не понимаю и не хочу понимать тех, для кого секс — самоцель.

— Серьезное заявление.

Данька лишь пожал плечами.

— Вы кушайте, кушайте, а то остынет, — засуетился Люська, — потом будем подарки смотреть.

Глава шестнадцатая В ожидании броска

Арсений вернулся домой в бодром расположении духа. Игоря это успокоило, он не планировал долго скрывать от генерала новые вводные, но собирался именно сегодня начать с напарником непростой разговор, поэтому решил придержать информацию, полученную от сына. Ему до сих пор странно называть Мирона сыном и вместе с тем своим. В лексиконе умрюнцев нет эквивалента этому чисто человеческому сочетанию. Свой сын — звучит дико, потому что нет сыновей — есть потомство, нет своего — есть общее. Единое для всех. Трудно. Игорь тяжело вздохнул и вышел в коридор, где Арсений перебрасывался каким-то незначительными фразами с супругой. Умрюнец все еще ощущал чувство вины перед Клавдией. Ему хотелось бы обрести большую определенность в своем новом статусе, на котором настаивал генерал, но последние недели были так насыщены событиями, что они так и не успели обсудить сложившуюся в их семье ситуацию. Семья — еще одно непривычное слово, кажущееся просто диким, применительно к умрюнцу. И в тоже время, Игорь не хочет признаваться Арсению в своей слабости. Если скажет, как ему тяжело в новых реалиях, это ли не слабость Поэтому умрюнец медлит все это время, поэтому привычно молчит, хоть и чувствует, как старая модель поведения раздражает его напарника. Все очень не просто. И кажется, семья, сын, влечение — не про них. И все-таки именно эти слова последние дни звучат в этом доме особенно часто. И Игорю кажется, он начинает привыкать к ним. Очень медленно, с каждым произнесенным вслух словом словно теряя частичку себя, и все же.

— Ну а у тебя как дела — Спросил Арсений, когда увидел умрюнца в дверях кухни.

Игорь физически ощутил, что человек буквально силком заставил себя задать этот нелепый вопрос. Пытается играть в нормальность их отношений. Нормальность в понимании людей. У умрюнцев иные стандарты. Но Арсений все еще ломал Игоря под себя. Это раздражало. Поэтому Игорь в свою очередь не просто сопротивлялся, но и пытался построить генерала в соответствии со своими личными представлениями об их будущих взаимоотношениях. И оба молчали. Ничего не говорили партнеру и ничего не желали обсуждать, хотя, вполне возможно, что переговоры могли бы принести более ощутимый результат, чем так. Негласно и молчаливо, сцепились рогами и поперли друг на друга пока не затрещали лбы. Они ведь, и правда, уже затрежали. Игорю кажется, что он может слышать этот неблагозвучный звук ломающихся под давлением костей.

— Надо поговорить, — бесцветным тоном обронил умрюнец.

Арсений весь подобрался.

— Возвращайся на кухню.

Игорь развернулся и ушел куда велено, хотя на языке так и вертелась полная яда и сарказма фраза Есть, мой генерал!. А потом когтями по горлу и в окно с седьмого этажа. Хорошо, потому что насмерть. Но что потом Опять столетняя тишина