На плечи легли чужие руки, мягко и ободряюще.
— Когда боишься, — поправил Темка.
— Я не боюсь! — запротестовал Димка, но вяло, без убежденности.
— Боишься-боишься, — снисходительно отозвался умрюнец. Тогда парень попытался скинуть с плеч его руки, но не преуспел.
— Ладно! — взорвался Бублик, прекратив делать лишние телодвижения и с силой вцепившись в обитые деревом балконные перила, — Я его нарочно подловил, когда он урок прогуливал и курил в туалете один, без всех своих прихлебателей, ну и закинул удочку. Типо, на слабо взял, заявив, что отсосу так — ни одна девчонка не сравнится. А он взял и согласился. Так и началось. Втрескался я в него, как сучка течная, пиздец как, — сорвался на мат Бублик, — и все было нормально, пока я не попросил меня трахнуть. Он так орал. Что типа он не пидорас, чтобы ебать всяких тут в жопу. То есть, когда я дрочил себе ему отсасывая, а он перся с этого, наблюдая за мной, — это типо не по-пидорски, ага. А как что погорячее, то все, баста, в кусты. Сволочь! В общем, я ему так и сказал, что он гондон, послал на три буквы, а сам провыл, как белуга полдня, мотаясь по чердакам и крышам… — на этом голос юного охотника резко сел. Он заговорил уже не так экспрессивно. Напротив, тон его стал отстраненным и усталым, словно на парня разом навалился неподъемный груз застарелых воспоминаний. Поэтому его рассказ перестал восприниматься как крик души, а стал похож на краткий отчет с места происшествия — Нарвался на умруна, пришиб его куском арматуры. Сам не понял, как с перепуга голову твари расколошматить. Пришел домой только к утру весь никакой. А там папаня. Он меня даже слушать не стал, через подлокотник кресла перекинул и давай ремнем охаживать. Сказал, пидоры ему в семье не нужны. Это мой хахаль бате настучал, что я у мужиков отсасываю. О том, что он сам был тем самым первым и единственным парнем, для которого я такое делал, не сказал, конечно. В общем, я вызверился, выдержал экзекуцию, съездил бате по морде, когда он ремень убрал, и ушел. Просто выскочил из квартиры в чем был и больше не вернулся. До сих пор не знаю, живут они там еще или съехали, или… сожрал кто, тоже вариант. — Голос парня упал до шепота, когда он подвел неутешительный итог — Такая вот история. Когда Ратмиру встретил, думал, что стал нормальным, что не пидор, а хотя бы би. А теперь…
— Почему ты считаешь, что если со мной, то ненормальный — спросил умрюнец подозрительно бесстрастным тоном и убрал ладони с плеч напарника.
Димка взбеленился. Он тут, понимаешь, душу наизнанку выворачивает, а этот гад мертвяцкий морду утюгом и хоть бы хны! Молодой охотник резко крутанулся лицом к напарнику, чтобы высказать ему все, что думает о такой подставе. Даже руки вскинул, чтобы за грудки умрюнца схватить, и так и замер с открытым ртом, потому что Темка… сворачивал самокрутку.
— Нет, я не понял, мне ты курить запрещаешь, а сам…
— Бражник, — перебил охотника умрюнец все с тем же полностью индифферентным выражением лица. Димка поджал губы и недобро прищурился.
— И что это значит
— Ты курил отраву. А это, — на этих словах Темка смачно лизнул краешек пергаментной бумажки, в которую насыпал из табакерки какие-то невнятные сухие листья и цветочки, не глядя скрутил в папироску и как ни в чем не бывало продолжил свои весьма невнятные объяснения — травы. Особый сбор. Нужный.
— Кому это
— Тебе.
— А если я… — но тут умрюнец опустился на корточки.