Зомбосвят

Барыга и поисковик, держащий в руках заветный коньяк, тоже увидели князя. Тот несся на них, как смертоносный снаряд. Поисковик побледнел, предчувствуя беду. Барыга заранее заплакал, прощаясь с жизнью. Оба знали — уж если князь впадал в ярость, то мало не казалось никому. Редко кто отделывался совместимыми с жизнью увечьями. Куда чаще приходилось долго и кропотливо соскребать со стен разбрызганные останки жертв.

Цент подлетел к оробевшей парочке, навис над ними, злой и страшный, и зверским гласом возопил:

— Попутали?

Барыга сразу упал на колени и уткнулся носом в княжеские ботинки. Побледневший поисковик каким-то чудом устоял на ногах. На его камуфляжных штанах стремительно расплывалось сырое пятно.

— Да я вас всех… — давясь угрозами, гремел Цент. — Я вас…. Так, живо принесите бараний рог. Мне требуется образец.

— Я бо… бо… — заблеял поисковик. — Я больше не бу… бу….

— Это да! — рявкнул на него Цент. — Больше ты не будешь! Не сомневайся. Раньше был, а больше не будешь. А ты, гнида….

Цент от всей души прописал барыге с ноги.

— Совсем страх потеряли! — взревел он. — Не позволю! Не потреплю! Наведу порядок! Кто, если не я?

Произнося эту последнюю сакральную фразу, Цент имел в виду: кто, если не я достоин вкушать и испивать все самое лучшее, дорогое и редкое? Но из соображений практичности Цент ее сокращал, и говорил просто — кто, если не я? Впрочем, все и так понимали, что он имеет в виду.

Цент вырвал из рук чуть живого поисковика бутылку, забрал из тележки конфеты, и, окинув подданных ужасающим взглядом, спешно покинул площадь. Но еще очень нескоро люди пришли в себя. Пятеро лишились чувств, один стал заикаться, двое поседели, у восьмерых впоследствии выявилось недержание в неизлечимой форме. А несчастный барыга, прогневивший мудрого, доброго и великого правителя, кое-как дополз до дома, лег на кровать, и больше с нее не встал. Когда за ним пришли, его прямо так, лежачим, и доставили в теремок радости.

Цент шел по городу, гневно сопя и сквернословя сквозь зубы. Прохожие шарахались в стороны, прятались в домах, иные съеживались у стен, притворяясь несъедобными. Повергнув в ужас всю Цитадель, Цент достиг своего терема, вошел внутрь и прямым ходом направился в свои покои.

— Ко мне никого не пускать! — приказал он стражникам. — Никого! Особенно баб! Хоть умрите, но приказ исполните. Иначе….

Стражники, побледнев от ужаса, закивали головами, заверяя князя, что выполнят его приказ даже ценой собственных жизней.

Только оказавшись в своих покоях, Цент немного остыл. Весь этот возмутительный произвол, свидетелем которого он только что стал, отошел на второй план, стоило княжескому взгляду прилипнуть к бутылке вожделенного напитка. Она заняла свое место на столике возле широкого самодержавного ложа, и один ее вид рождал в душе Цента атмосферу праздничного ликования.

Едва увидев этот коньяк на рекламной листовке, князь понял, что должен отведать его. Напиток с таким авторитетным названием просто обязан был оказаться в желудке у самого крутого из ныне живущих людей.

— Ну-с, не будем тянуть, — улыбнувшись, произнес Цент, с теплотой и нежностью взирая на емкость.

Конечно, он бы предпочел осуществить дегустацию в торжественной обстановке, под звуки русского шансона, испив нектар из золотого кубка. А придворный люд стоял бы рядом и истекал завистливой слюной. Но требовалось спешить. В любой момент в покои могли ворваться бабы и начать сокрушать самодержавный мозг. А они могли. Они умели. У них по этой дисциплине были красные дипломы и черные пояса.

Цент взял стакан, обычный граненый стакан, который держал в шкафчике на экстренный случай, и, плюхнувшись задом на кровать, склонился над столиком. Нежно коснулся руками бутылки. Как же она была прекрасна! Князь вообразил себе, какое блаженство вскоре испытает, и по его подбородку полилась алчная слюна. Он суетливо откупорил бутылку, наполнил стакан до краев, и торжественно поднес его к губам. Требовалось что-то сказать, пить амброзию без тоста было бы преступным деянием.

— За крутость и конкретность! — тихо произнес Цент, и припал к сосуду.

Он успел вылакать полстакана, прежде чем его вкусовые рецепторы забили тревогу. Судя по их сигналам, в уста самодержца заливалось что угодно, но только не добротный коньяк. Больше походило на то, что в княжеском рту оказалась смесь несвежей урины, машинного масла и дешевого стеклоочистителя.

К счастью, проглотить успел немного. Все, что задержалось в ротовой полости, князь оперативно выплюнул на пол, прямо на дорогой ковер.

— Какого черта? — прохрипел Цент, яростно отплевываясь.

Он осторожно поднес стакан к лицу и понюхал жидкость. В нос ударил резкий запах зассанного подъезда, и князь поспешно отвел стакан от лица, опасаясь, что его вот-вот стошнит на персидский ковер, которому и так уже досталось.

— Я не понимаю, — растерянно произнес Цент. — Что это такое?