Зона

— А мы что, не люди? Оценить себя по-людски не можем? — Валерий Иванович поднялся и пошел пить воду из графина. — Скоро 8 марта, праздник. Значит, избиения ждите на днях. Готовьтесь!

— Мы и так готовы, — хмыкнула Мария Ивановна. — Всегда перед праздником испортит настроение. Придешь домой и вся трясешься как в лихорадке. Что за манера у Везувии? Комок злобы, а не человек.

— Радуйтесь! Весна на двор ступила. Дачный сезон начинается, некогда ей будет в школу приезжать.

— Вот высказалась на педсовете и терпи! — думала Варвара над словами Елены Егоровны, шагая по безлюдному полю.

Это совместное совещание учителей с начальниками отрядов в конце первого полугодия Варвара Александровна и ее коллеги запомнили надолго. В своем выступлении директор школы подвергла критике как всегда облюбованную кандидатуру. Такой фигурой на этот раз была Зинаида Кузьминична, географ по специальности, женщина с внутренней культурой и огромным тактом. Муж Зинаиды летчик-испытатель погиб, и она одна растила сына и дочь. Работая в колонии не один год под начальством Везувии, сохранила независимость в своих суждениях. Она была ровесницей директорши, но, несмотря на возраст, оставалась стройной и красивой. Все это, а особенно ее вид, хороший цвет лица, чего не было у Везувии и к чему она стремилась все время через косметические кабинеты, раздражали директора. Давая оценку работе учителей за полугодие, в адрес Зинаиды Кузьминичны Везувия неожиданно бросила:

— Вы плохая учительница, предмет свой не знаете, отстали в знаниях, с классом не работаете, воспитательную работу запустили.

Зинаида сидела опустив голову, сгорая от стыда. Ведь присутствовали все начальники отрядов, политотдел колонии. Спорить? Бесполезно да и некрасиво. Оправдываться? Она не считала нужным, трудилась, как могла, добросовестно, предмет свой знала. Зинаида молчала. Вот тут-то Варвара и не выдержала. Попросив слово, впервые публично пошла в атаку. Она говорила о тех задачах, которые им приходится решать, о роли учителя, его авторитете. В конце выступления открытым текстом вышла на директоршу:

— Везувия Сергеевна, я вас не понимаю. Учителя у нас трудолюбивые, знающие, владеющие методиками, причем своими, особыми для этой системы. Пора начинать обобщать их опыт. Мы часто бываем друг у друга на уроках, да и стены в классах тонкие, хочешь, не хочешь — услышишь! Вы как администратор так действуете на коллектив, что последние испытывают чувство постоянной вины. Люди начинают думать о своей неполноценности, о своей профессиональной непригодности для работы в других системах народного образования. Поэтому и не дают вам должного отпора. Вы факт порой высасываете из пальца. Сами же часто не правы и нарушаете законность. Странно вы себя ведете.

Совещание на этом не закончилось. Когда начальники отрядов покинули школу, Везувия отменила занятия для продолжения разговора. Директорша думала утопить возникший бунт в Варваре, обвинить ее в умышленной лжи на администрацию школы, но просчиталась. Варвару поддержали многие учителя. Особенно резко выступил Валерий Иванович. Он так и сказал:

— Пора с диктаторством кончать! Не мешайте нам работать, а мы не будем мешать вам отдыхать!

Много было высказано в адрес директорши — Ольгой Петровной, председателем местного комитета школы, в котором, кроме председателя, не было ни одного члена. Протокол разговора никто и не думал вести, да и «сор из избы» не понесли дальше. После этого совещания Везувию как подменили. Она была сдержана и ласкова. Все радовались тому, что здоровая критика подействовала правильно и успокоились, забыв про то, что, как у пантеры под мягкими подушечками, у Везувии таятся когти.

И вот Ольга Петровна не стала председателем месткома, так как по сокращению штатов приказом по роно была переведена в детскую школу в группу продленного дня. В колонии не оказалось достаточного количества неграмотных осужденных, чтобы иметь начальные классы. Ольга ушла, а через десять дней такой класс был открыт. Учителем стала работать новенькая — жена военнослужащего. Председателем месткома под напором Везувии выбрали Елену Егоровну. Валерия Ивановича во втором полугодии тоже наказали: еле наскребли ставку. Зато в школе появились новые совместители — почасовики-бегунки из жен военных. Валерия держали, как невесело шутили учителя, «в черном теле». Не пошла ему впрок история с фотографированием. И вот опять закрытый бунт.

Волнение, охватившее учительский коллектив, о котором узнала Везувия, не на шутку встревожило директоршу. Она привыкла сама причинять людям боль, наслаждаться этой болью.

— Как эти, не видящие в жизни ничего, кроме этих лагерных стен, учительши, посмели говорить такое?

— Вот и посмели, — ответил ей внутренний голос.

— Сама хороша, травлю и травлю эту пару паршивых овец. Вдруг и вправду пойдут в райком? Начнут копать. Копнут, а дальше? Вдруг выкопают? Чего? Что выкопают?

— Как что? — внутренний голос стал жестким. — Забыла кто ты? Вспомни и то, что было четыре года назад!