Zona Антиматерь

Кажется, теперь он возвращался в норму. Если не брать в расчёт немоту и разбитый паралич, приковавший его к топчану, он стал соображать. Понемногу возвращалась и память. Но наёмник не мог думать ни о чём другом, кроме как о жуткой девочке рядом. Кто она? Неужели искупление за его грехи? Сложный вопрос.

Горячее женское дыхание обдало Грешника. Кажется, хозяйка рассматривала его, будто любовалась проделанной работой. От этой мысли стало не по себе. Он не хотел выглядеть поленом, безвольным и жалким. Только не в её жутких глазах.

Грешник облегчённо вздохнул, когда девушка отстранилась и направилась на кухню.

«Трус», — подумал мрачно Айсберг, приоткрывая веки.

До него донёсся плеск воды. Он скосил взгляд в ту сторону, где над бадьёй колдовала девчонка, и ахнул. Она раздевалась. Хозяйка стянула с себя холщовую рубашку с длинным рукавом. Обнажились широкие, мужицкие плечи. Рыжий хвост упал ей на спину, прикрыв белую шею. Затем девушка освободилась от безразмерных штанов чёрного цвета. Мелькнул тёмный треугольник трусов, что плотно обхватывали белые ягодицы. Последнюю часть гардероба девушка стянула очень медленно, будто знала, что за ней ведут наблюдение. Досматривать представление Грех не стал. Он зажмурился, крепко, насколько мог.

«Трус и подлец!»

«Подлец».

Если бы мог, он давно выскочил за дверь, как есть, голым. Он так давно находился в Зоне, что и забыл вид женщины. Настоящей, без макияжа и вульгарности в поведении. А в девушке с разнокалиберными глазами было что-то до одури притягательное, мистическое. Он не мог о ней не думать.

Ниспадающая коса. Талия с чёрной резинкой. Ноги с синими прожилками кровеносных сосудов. Родинка на правой лопатке.

«Не смотри туда. Она отдаёт тебе твоё время. Прояви уважение или…».

Грешник выбрал «или».

В нескольких метрах от него танцевала стройная фигурка. Двигалась родинка на лопатке. От тёплой воды поднимался пар, уходящий под потолок. По гладкой коже струились тонкие мокрые ручейки. В полутени вздрагивали овалами груди. Их периодически касались чуткие пальцы, что ловко ловили брызги по округлым ягодицам. Её сильные плечи подрагивали от удовольствия, когда она черпаком окатывала себя из бадьи. И вместе с ней вздрагивал и Грешник, неловко и с толикой растерянности.

Он желал, чтобы искусительница прекратила мучения и ушла прочь, растворившись в мрачных комнатах деревенской избы. Чтобы фигурка истончилась в водяной взвеси и исчезла вместе с напряжением, которое накатывало волнами на его больную голову. Сама того не зная, обнажённая дева мучила пациента, который ничего не мог сделать.

Однако она не уходила. Её сущность затопила собой комнату, растеклась в его мыслях фантомными болями.

Растрёпанная коса, набравшая влагу. Бёдра, скрывающие курчавый пушок. Талия с розовой складкой. Как же красива дева с жутким глазом.

Она была везде, и с каждым вздохом её становилось больше.

Наёмник закрыл глаза, настолько сильно, что едва не лопнули капилляры. Только так стоило бороться с наваждением. Это всё сон понарошку, он в коме и ничего реального не происходит.

— Грешник!

Вкрадчивый голос вырезал у него последнюю защиту. Он перестал сопротивляться и с глубоким сожалением взглянул на хозяйку, которая высилась над ним во всей красе. Она подошла к нему бесшумно, как призрак. Наверняка обнажённая чертовка догадалась, что раненый не спит и решила добить жертву последним аргументом.

Она улыбалась.

— Грешник!

Она склонилась над ним, прижалась губами к щеке, и сказала:

— Ты мой, Грешник!

От деда несло луком, кислым прогорклым потом и махоркой. Самого́ хозяина избушки Грешник практически не видел из-за направленной в сторону глаз света старой масляной лампы. «Надо же, они ещё существуют» — промелькнула мысль в затуманенной голове. Девушка куда-то ушла прочь. Видимо, чтобы не мешать кудеснику. Зато он кожей буквально чувствовал прикосновения металла. Старик потыкал в лицо пинцетом, обследовал грудь. Особо с ним не церемонились. Когда левую сторону пронзила жуткая боль, а рот скривила гримаса, дед шикнул в ответ и принялся вносить в его лежачую жизнь хаос и сумятицу. Закончил старикашка быстро, убедившись, что с подопечным всё в порядке.

Седой доктор убрал лампу в сторону и позволил наконец себя рассмотреть. Не рослый, сухого телосложения, с залысиной на макушке, он выглядел лет под пятьдесят, не больше. И то Деда старили седая борода, что начиналась от ушей и заканчивалась под подбородком, и усы. Типичный русский Морозко, только без шапки и посоха. И грим не нужен. Поросль искажала настоящие черты славянского лица. Широкое, неправильной формы его немного уродовал кривой, сломанный не единожды, нос. Глубоко посаженные глаза выражали равнодушие и печаль, свойственные для пожилых людей. Ещё у старичка Грешник заприметил на руках множество наколок с блатной тематикой. По их количеству и содержанию нетрудно догадаться, что часть жизни дедуля провёл за решёткой.

— Можешь говорить?

Наёмник кивнул «нет».

— Понятно. Пошевели граблями.

Грешник повиновался. Он вытянул ноги, шевельнул большим пальцем.

Старик погладил бороду, хмыкнул.