Зона бессмертного режима

Он прекрасно знал, что после сытного обеда Ан обычно добрел. Правда, не всегда…

Словом, взял Ан Шамаша, охрану и родню и на одном из гравикаров направился в Ниппур. До того, если по прямой через болота, было всего-то ничего – около двух беров. Так что пронеслись над зарослями хлипкого кустарника, миновали кляксы нефтяных полей, прошуршали ветром над тростником гизи и оказались наконец у столицы края – Ниппур окружала мощная сплошная силовая ограда. Ни проходов, ни калиток, ни ворот – мышь не пробежит, муха не пролетит, враг не пройдет. А вот гравикар играючи набрал высоту, с легкостью перемахнул непреодолимую преграду и опустился на центральной площади, в тени огромной трансгиперкоммутационной мачты. Отсюда до Киура можно было рукой подать – в свои хоромы из соображений скромности Энлиль родню не допускал. Ладно, прошли, как это водится, в актовый зал, уселись за накрытый стол, в молчании пообедали. Плотно, основательно, вдумчиво, не спеша, однако надеждам родственничков на то, что Ан подобреет, увы, было не суждено воплотиться в жизнь. Все эти колбаски из земноводных, гуляши из парнокопытных и похлебки из членистоногих только придали ему сил.

– Ну что, братва, попили, поели? – посмотрел он по-отечески на нажравшихся бандитов. – Ну так идите погуляйте. Разговор тут у нас намечается в узком кругу. Родственный, блин, семейный, сердечный, по душам. Шамаш, я тебя умоляю, останься, ты мне что, троюродный? Нинурта, милый, ты тоже погуляй. Нечего тебе на это смотреть.

Ан подождал, пока народ отчалит, снял свой генеральский капюшон, засучил по локоть рукава и начал воспитательную работу. Как всегда, при помощи своей коронной «вертушки». Вдрызг расквасил шнобель Энлилю – за тупость, славно въехал в оба глаза Энки – чтобы загрустил, хотел было еще добраться до Наннара, но не успел – пришли с докладом Мочегон и Красноглаз.

– Братва, канайте в рекреацию, я сейчас, – улыбнулся им Ан, опустил рукава, нахлобучил капюшон и сурово посмотрел на притихших наследничков. – Сопли подобрать, никуда не уходить, ждать меня здесь. – Страшно засопел, грозно цыкнул зубом, стукнул кулачищем о широкую ладонь и, убедившись наконец, что его отлично поняли, деликатно тронул Шамаша за плечо: – Пошли, корешок, узнаем, что к чему.

Результаты расследования не радовали, отнюдь. Зу был всего лишь пешкой, вершиной айсберга, козлом рогатым, отданным на растерзание. Просто тупым ревнивым мудаком с не в меру развитым чувством личного достоинства. По сути дела, лохом, терпилой, фраером ушастым, используемым втемную. А вот невестушка его, красотка Эрешкигаль, оказалась штучкой еще той, сучарой наивысшей пробы. Блядью, сводней, хипесницей, пройдохой и барыгой от ханумака. Наперсницей, товаркой и подругой, а также половой партнершей Нинти. М-да… Мочегон и Красноглаз уже поговорили с ней, приватно, само собой, по душам, и выяснили безо особого труда, что это Нинти попросила ее тогда потрахаться с Наннаром. Да так, чтобы Зу узнал. Со всеми вытекающими печальными последствиями. Зачем понадобилось Нинти насолить Энлилю, догадаться не сложно, как видно, дело связано с незаприходованным ханумаком и меркантильным интересом. Вдаваться же в подробности и выяснять детали ни Мочегон, ни Красноглаз не стали – уважаемый утес и сам наведет порядок в своем кругу. Дай бог ему здоровья, фарта и долгой половой жизни.

– Ну, зуррахмат, кенты. Будем делать оргвыводы. – Ан бодро усмехнулся, дружески моргнул и сразу отошел от темы: – Как насчет пожрать? Зилана[199] фаршированного? Что? Положительно? Очень даже? И мы, может, повторим? А? – посмотрел он на Шамаша, тот коротко кивнул, и они квартетом направились из рекреации в зал.

Там царило уныние – сумрачный Энлиль, хмурящийся Энки и настороженная Нинти ждали всего самого худшего. Своего последнего часа ждали.

Однако же Ан попервости обманул их ожидания.

– Ну что притихли, дети мои? – ласково осведомился он. – Наверное, кушать хотите? Так давайте-ка за стол. Вот так, вот так, хорошо. Нет, нет, Нинти, надо есть, питаться, жрать, усваивать пищу, вот так, вот так, молодец. Ну-ка еще ложечку за папу…

Сам он предаваться трапезе не стал, принялся наводить порядок в своем кругу. Сначала действуя исключительно словом.