Однако в случае Агафьи, в прямом и переносном смысле, гораздо точнее подходят другие народные поговорки:
Однажды, возвращаясь после второй смены поздним летним вечером с работы, Агафья увидела лежащего в канаве мужика. На вид ему было за сорок, но одет был вполне прилично. И девица задалась резонными вопросами:
Агафья повернула его на спину, прислушалась и, ощутив его хриплое дыхание, легонько похлопала его по щекам:
— Вставай, мужик! Вставай! — при этом с некоторым участием несколько раз повторила.
Наконец тот открыл глаза, прищурился и неожиданно дернулся в испуге:
— Чур меня, чур! Уйди от меня ведьма! — и он замахал руками, словно желая защититься от какой-то напасти.
По всей вероятности, ее огромные черные глаза вызвали в нем такую ассоциацию, что даже испугали, а может, и «белочка» его навестила: кто знает, что может померещиться спившемуся от горя человеку.
— Я не ведьма, — мягко возразила девушка и смущенно добавила: — Меня Агафьей зовут.
— Агафьей? — повторил он и вдруг глуповато улыбнулся. — Надо же, так звали мою бабушку… — и тут же пьяно всхлипнул: — Царствие ей небесное!
— А вас как?
— А меня Родькой кличут! А сына моего Павликом зовут! — выпалил он.
— А жену? — машинально спросила девица.
— А жинка моя померла… четыре года как… — он пьяно икнул и вновь всхлипнул.
И ей вдруг стало его, чисто по–женски, так жалко, что Агафья принялась решительно поднимать его на ноги. В тот момент у нее и в мыслях не было завладеть его сердцем, да и упоминание о сыне, честно говоря, смущало: как никак, а лишняя головная боль в будущем.
— Ты где живешь‑то, добрый человек? — участливо спросила Агафья.
Родион вдруг внимательно взглянул на девицу и удивленно пожевал губами, явно не узнавая:
— А ты кто?
— Забыл уже, что ли? — нисколько не обижаясь, улыбнулась девица и повторила: — Агафья я, Агафья!
— Агафья, помню… — совсем по–детски произнес он.
— Куда тебя отвести? У тебя дом‑то есть?
Последний вопрос, видимо, его чем‑то задел:
— Я не бомж, там, какой! У меня есть и работа на заводе, и квартира двухкомнатная! Вот! — с неким апломбом ответил мужик и махнул рукой в сторону. — Там… на той улице!..
Как‑то так получилось, что Агафья довела его до самой квартиры, увидела в ней некий хаос в связи с отсутствием женской руки. Убедившись, что сын его видит третий сон, она засучила рукава и решительно навела в квартире порядок: прибрала раскиданные вещи, вымыла гору грязной посуды, вымыла полы и…
С того дня осталась в доме сначала просто как добровольная помощница, как говорится, из‑за сострадания, но постепенно превратилась в любовницу, причем по собственному разумению, а вскоре и вообще — стала и полноправной хозяйкой в его квартире. Не прошло и двух лет, как ей удалось уболтать своего гражданского мужа официально жениться на ней. А еще через полгода уговорила своего благоверного, после ежедневной долбежки его мозга, о том, что:
Благоверный наконец сдался и согласился на то, чтобы отправить «непокорного Пашку» в детский специальный интернат для трудных подростков.
А добила она его последним аргументом, многозначительно кинув ему в сердцах:
Такого вероломства, совсем еще подросток Павел, никак не ожидал от своего отца. А потому, из чувства протеста и ненависти ко всем окружающим, принялся отрываться на всю «ивановскую»: драться со всеми детьми, воспитателями, даже с педагогами. Он начал нюхать краски, клей, пить денатурат, воровать и вскоре, как и следовало ожидать, его перевели из интерната для трудновоспитуемых подростков в колонию для несовершеннолетних преступников. Именно там Павел и встретился с Аполлоном Коровиным (дать такое имя прыщавому пареньку можно было только в насмешку). Тем не менее, он и стал будущим Кемеровским Винтом — смотрящим «двойки».
Их сблизили, как ни странно, не только маловыразительные внешности каждого: у обоих были крупные носы, угрястая кожа, угловатые фигуры и при этом длинные, как у обезьян, руки с огромными ладонями, не только всеобщая нелюбовь к ним окружающих: как близких, так и просто знакомых, но и похожие судьбы в детстве.