Пир пошел горой. Ешка сперва дичился Маши-Клани, но немного поправив здоровье, обратился к ней с проникновенными словами:
— Вот, Кланя, — сказал, — хотя ты дьяволица, а побыла с хорошим человеком и враз даже прическа у тебя другая. Так, я думаю, со всем миром произойдет. Он весь когда-нибудь изменится в лучшую сторону. Предлагаю за это тост.
Вскоре после красивого тоста Ешка повалился на пол отдохнуть. Люба не отрывалась от заветного ящика, где вперемежку с латиноамериканскими похождениями симпатичные девушки и юноши без устали рекламировали гигиенические прокладки. Люба всего несколько дней торчала перед телеком, но уже заметно шизанулась. Савелий попросил убавить звук, она обернулась, утирая счастливые слезы.
— Не понимаешь, Савелий Васильевич! Вот это Эрнесто, который соблазнил Луизу, а сейчас придет Альфредо.
— Да я не про это, а чтобы маленько потише. В ушах звенит.
Но тут действительно появился Альфредо — сытая будка, похожая на Шахрая, — и Люба, охнув, чуть не выронила стакан:
— Вот он, вот он, глядите! Сейчас задаст Лизке жару!
Маша сказала Савелию:
— Не трогай ее, Савушка. Она отмороженная. Теперь все бабы такие.
— А ты не такая?
— Ты же знаешь, что не такая.
Савелий позвал ее погулять, и Маша, не мешкая, сбросила халат и переоделась в черную юбку и шерстяную кофту с длинными рукавами. Ни трусиков, ни лифчика, ничего. «Вона как, — подумал Савелий. — Чтобы, значит, недолго возиться в случае надобности».
Вышли на улицу, и Маша цепко ухватила его под руку.
— Куда пойдем, Савушка?
— Просто так, подышим маленько. А уж завтра в Зону повезешь.
— Ой, Савушка, не надо бы!
— Может, и не надо, да придется.
Ночная Москва, откипевшая в дневном угаре, словно изможденный путник, покоилась в коротком больном сне. Отовсюду доносились невнятные звуки, шелест, вздохи, а там, где стояла тишина, еще тяжелее, несчастнее делалось сердцу. Случайный гость Савелий особенно остро чувствовал жалобное бормотание когда-то великого города. В этих местах, как на кладбище, было полно покойников, но мало кто похоронен.
Наугад выбрались к свету Курского вокзала.
В подземных переходах многолюдно и шумно. Бесконечные зеркальные ряды витрин, мельтешение людских ручейков, неизвестно куда устремленных. На лицах печать потерянности и немоты, и это при том, что гомон стоит, как на птичьем базаре. У тех, кто с багажом и куда-то собрался ехать, одна мысль: отнимут чемодан или донесу до места? Спокойнее других выглядят нищие и пьяные проститутки, притулившиеся у стен, — это понятно. Они на работе, спешить им некуда. Активнее всех цыганки, озлобленные, разъяренные, на бегу угадывающие жертву, с которой можно соскоблить жирок. Одна кинулась на Савелия, ухватила за красный пиджак, завопила заветное: «Ай, красивый! Ай, золотой!» Но наткнулась взглядом на добродушную улыбку — и ее будто отбросило, шмякнуло об угол ларька.
— Пойдем наверх, Маша, — взмолился Савелий. — Здесь дышать нечем.
— Погоди, Савушка, заглянем к одному человеку. Маша была на вокзале как дома, это ее воздух, ее простор. Закоулки, длинный проход на задах, железная дверь в стене — и вдруг очутились в чистой комнате, уставленной мягкой мебелью и освещенной голубыми светильниками. Тихая пристань посреди бедлама. Оказалось, у нее тут работал знакомый менеджер солидной торговой фирмы, преуспевающий козлик. Возник перед ними детина с ухмыляющимся лицом прожженного негодяя.
— Кланя — ты?
— Я, Гарик, конечно, я!
— Ну даешь, старуха! Каким ветром? Чего надо?
— Расслабься, Гарик. Угости чем-нибудь.
Гарик усадил гостей в голубые кресла, где Савелий промялся до пола, подал напитки — сок в бумажном пакетике и бутылку виски «Белая лошадь». Колотый лед в хрустальной вазочке, из которой торчала длинная серебряная ложка. Все как в Штатах. Держался Гарик уважительно, даром что менеджер. На Савелия поглядывал с опаской.
— Сто лет тебя не видел, Кланюшка. Слыхал, ты в гору пошла? На солнцевских пашешь?
— Это неважно. Вот познакомься, это Савелий Васильевич. Рассказать, кто такой?
— Да вроде мы не без понятия, — осторожно отозвался Гарик, при этом чуток побледнел.
— Ему надо помочь.
Гарик внезапно загрустил.
— Ты же знаешь, Кланя, у нас все бабки в обороте.
— Не о том речь, — Маша аккуратно пригубила виски. — Савелий Васильевич хочет в Зону смотаться.
Это известие произвело на Гарика впечатление грянувшего грома. Он поперхнулся соком, закашлялся, позеленел, из глаз посыпались искры. Пришлось Маше-Клане со всего размаху садануть его худеньким кулачком по затылку. От удара у Гарика изо рта выскочила золотая коронка, но он ловко поймал ее на лету и вставил на место.
— Так сделали сволочи, — извинился, — чуть понервничаю — вываливается… Я что-то слышал про Зону или мне показалось?
— Нет, не показалось, — ответила Маша. — Савелия надо доставить в Зону и обратно. Полный цикл.
Гарик уставился на Савелия, ожидая подтверждения, и тот приметил в его глазах сразу несколько взаимоисключающих выражений.
— Да, сынок. Она верно говорит. Надобно в Зону наведаться.