Зона номер три

— Вот видишь, — пояснял Хохряков Малахову, — где ты появляешься, обязательно неприятности.

Они сидели в подземном бункере, откуда Василий Васильевич по рации и через посыльных распоряжался действиями летучих отрядов. Но через час распоряжаться стало некем. Пиратский вертолет улетел, бандиты, развалившие стену, оттянулись в лес: преследовать их не было смысла. Разрушения, судя по всему, произведены огромные, но это не имело особого значения: Зона со всей ее недвижимостью надежно застрахована сразу в трех коммерческих агентствах. Людские потери невелики: с десяток боевиков да неопределенное количество быдла. Единственное, что сейчас беспокоило Хохрякова, — молчание Мустафы. Почему он не выходит на связь? Живой или мертвый, он давно должен объявиться. Хохрякову не терпелось позлорадствовать. Весь сегодняшний конфуз, конечно, на совести Мустафы, проявившего необъяснимую, ни с чем не сообразную доверчивость. Хохряков не мог сдержать шальной усмешки, когда вспоминал задумчивую рожу хозяина с приставленной к уху стамеской. Поделом тебе, Мустафушка, будешь впредь старших слушать. Ишь, возомнил-то как о себе. Государственный, понимаешь ли, деятель, будущий, понимаешь ли, президент от партии демократической воли. Нельзя так увлекаться, Мустафик. Нельзя заноситься перед побратимами — это грех. Людишки слабы, ничтожны, трусливы, но у каждого свое маленькое жало. Нельзя забывать.

Полузадушенный Кир Малахов, сидящий в кресле со стаканом вина, подал голос, полный обиды:

— Из-за меня неприятности? Вам не стыдно так говорить? Вы же культурный человек, Василий Васильевич! Ну объясните ради Бога! Почему из-за какого-то вонючего долга, из-за каких-то пол-лимона вдруг решили меня замочить? Это же не по-людски, Василий Васильевич. И не по закону.

Хохряков, расслабясь, тоже позволил себе опрокинуть стаканчик, но не вина, а водки.

— Кто тебя мочил, Кир?

— Вы думаете, я ничего не понял?

— Брось, Кир. Если понял, забудь. Видишь, с Мустафой какая оказия. Лучше скажи, кто тот сумасшедший, который на вас накинулся? Куда он дел Большака?

— Хотите сказать, это не ваш человек?

— Опомнись, Кир! Коли он наш, тебя уж точно на свете бы не было. А ты вон жив-здоров, винцо попиваешь, а где Мустафа? На многие вопросы, брат, придется тебе ответить.

Малахов вглядывался в лукавые глаза старого душегуба и ничего не понимал. Действительно, факты разложились загадочно. Если предположить, что белобрысый маньяк с удавкой и со стамеской вместе с Мустафой разыграли нелепый спектакль, то какой в этом спектакле смысл? И кто в самом деле бомбил Зону? Ведь снаряды были настоящие и трупаки настоящие. И потом?..

— Но зачем вы перестреляли моих людей, Василий Васильевич?

— Мы перестреляли? Ну, Кирушка, да ты циник! Прямо перевертыш какой-то. Может быть, ты коммунист? Ты разве не видел, кто затеял заваруху?

Опять старый висельник прав. Малахов и впрямь, хотя и на грани удушья, успел заметить, как Леня Пехтура со своей командой ни с того ни с сего сорвались с места, надыбали где-то автоматы и открыли пальбу. Все вместе складывалось в необъяснимую шараду, которую, пожалуй, не взялся бы разрешить даже рыжий Толян, хотя тот, по слухам, общался непосредственно с дьяволом.

Видя его замешательство, Хохряков примирительно заметил:

— Ничего, Кира, погостишь пару деньков, сообща разберемся.

Оставив Малахова в бункере думу думать, он поднялся в офис. Оттуда сделал несколько распоряжений по телефону и провел селекторное совещание с начальниками секторов. Почти все оказались на месте и в добром здравии, что само по себе было утешительно. Но ни один не видел Мустафу и не слышал о нем.

— Искать! — коротко бросил Хохряков и отключил экран.

Все складывалось так, что пора было снестись с Москвой, с центральным пультом. Беда вышла за порог, он это чувствовал. И как бы в подтверждение в ту же минуту, как он об этом подумал, вышел на связь капитан Луконцев, дежурный на проходной. Докладывал он дрожащим от ярости голосом. Только что похитили Большакова. Залетный кагебэшник вывез его на черном «Бьюике» за пределы Зоны. За рулем сидела девка из административной обслуги, Ирка Мещерская.

Хохряков миролюбиво спросил:

— Почему не перехватили, капитан?

— Чекист был при нагане. На мушке держал босса. Митеньку Клюева пришил.

— Вдогон кого послали?

— Пока никого. Жду приказа.

— Больше не жди. Сдай смену и ступай в карцер. Сучонок ты безрукий!

— Слушаюсь, Василь Василич, — с непонятной радостью отозвался капитан.

Хохряков немного отдохнул в кресле у окна. Он любил свой кабинет, устеленный коврами, просторный, как у министра, но сейчас у него возникло ощущение, что пока отсутствовал, здесь кто-то без его ведома переставил мебель. Ирка Мещерская! Вот с ней — это его личный недосмотр. Видел, что спарилась с чекистом по-кошачьи, но не трогал. Жалел, что ли? Может, и жалел. Предпочел попасти. Давно к ней приглядывался. По нутру была ее тайная строптивость и то, что сколько дури в нее ни лей, оставалась почти как нормальная. Да и по мужицкому делу угождала умно, без надрыва, без блядских ухваток. Вот и допасся.