Zona O-Xa

На поверхности озера всегда бурно протекала жизнь: шмели, оводы, слепни, мошка и комары, казалось, соревнуясь друг с другом, кто первый попадет в рот проворному окуньку, тучами носились над водной гладью. Из воды то и дело выпрыгивала рыбешка, ловя свою глупую пищу или же сама спасаясь от прожорливых травяночек, которых на «Мелком» было такое количество, что они свободно попадались на удочку на хорошего жирного червя, если последнего тут же не заглатывал прожорливый окунь.

Безразмерными доходившими до самого берега кругами означала себя крупная рыба, которая, кстати, не интересовала дядю Толю совсем, так как еще в свой первый приход на «Мелкое», послушав про это озеро рассказы, он дал себе слово – на ямах не рыбачить.

– В остальном, здесь беды ждать неоткуда, – говаривал дядька, – уж больно райское место.

Вот на этом самом райском месте, в вечерний час и заканчивался очередной рыбацкий день двух неутомимых рыбаков-энтузиастов, которые ради того, чтобы посмотреть на эту красоту, готовы были шагать пешком по тайге тридцать с лишним километров, не считая ста километровой поездки на маленьком таежном мотовозике по узкоколейной железной дороге. И того от ближайшего рабочего поселка их отделяло полторы сотни верст, а до районного центра, где была мало-мальски приличная больница от этого самого поселка было еще два раза по столько.

Но в сторону лирику, вернемся к нашим героям. Поставив последнюю самоловку, рыбаки отправились в избушку, готовить уху и отдыхать. Спать оставалось совсем немного, так как северные июньские ночи были названием риторическим. Солнце, не успев скрыться за верхушки столетних елей, тотчас же стремилось выскочить из-за них в том же самом месте, где закатилось.

Восход и закат отделяли считанные часы. А для настоящего рыболова, которыми дядя Толя и Санек себя, несомненно, считали, было делом чести – не пропустить вечернюю и утреннюю зорьки. Потом можно было хоть весь день спать или купаться на мелководье, но зорьки – это святое.

Однако, природа и биочасы делали свое дело, и спать всегда хотелось, именно, на зорьке. Особенно утренней. И особенно трудно вставал всегда дядя Толя, потому как имел привычку – хряпнуть вечерком под ушицу русской водочки за три шестьдесят две (другие алкогольные напитки он не признавал).

В избушке пришлось делать «невынужденную паузу». Котелок, который был у них и чайником и кастрюлей для приготовления ухи, оказался занят. Пришедший на отдых в их логово Борода (так звали местного грибника и рыболова, промышлявшего на соседнем «Глубоком» озере) с удовольствием воспользовавшись их посудой, готовил из исключительно белых грибов суп.

– Ну, все приехали, теперь нежрамши придется спать ложиться, иначе, точно на зарю промахнем, – вздохнул Санек, глядя на вкусно пахнувший супчик Бороды и зная, что последний ни за что не предложит вместе с ним отужинать. Уж очень прижимистый был этот Борода, татарин по национальности, невесть как оказавшийся в этих местах. Поговаривали, будто он бежал сюда из острога, долгое время скрывался, а потом после очередной оттепели его и искать-то перестали. Сейчас он уже осмелел и мог позволить себе выходить на люди. Зла он ни на кого не держал и был очень спокойным мужичком.

– Че котел-то наш упер, – зло бросил парень, – голодными теперь, что ли, нам ложиться? Ведь не успеем после тебя, зорька уж скоро.

– Э, мальчик, однако, в будке таежников все общее, – протянул татарин, подмигивая дяде Толе.

– Сам ты мальчик, – опять зло бросил Саня, который смерть как не любил этого обращения, воспитывался с семи лет без отца и считал себя с седьмого класса уже состоявшимся мужиком по полной форме, что могла подтвердить учившаяся с ним вместе до шестого класса Люська – второгодница, которая на вопрос: – А трахалась ли ты с …? Всегда, гордо подняв голову, честно заявляла: – Да, девочки, это мой очередной трофей. Теперь вы уже и пана атамана Грецьяна – Таврического можете считать мужчиной. Так Люська обзывала Санька, с момента первой с ним интимной встречи.

Он, кстати, уже в седьмом классе перегнал ее по учебе, так как Люська осталась в шестом на третий год и в очередной раз с упорством достойным африканского носорога заявила, что школу она все-равно ни за что не бросит, так как с первого класса испытывает величайшую тягу к знаниям. Шел ей в ту пору уже шестнадцатый год.

– Ага, – лукаво по-азиатски щурясь, ответил, татарин, – я та, мальчик. И пусть тот, кто скажет, что я девочка, первым кинет в меня камень.

– Не кинет, а бросит, – буркнул уже не так зло Санек. – Хреново классику знаешь.

– Э-э-э, еще хорошо, что ва-а-а-бче знаю. Знаешь, когда последнюю книжку читал? Два год назад.

– Во-во, поэтому и чешешь постоянно по Бендеру, что читать тебе больше нечего. – хмыкнул дядя Толя.

– Э-э-э, – опять пропел Борода, – если такой умный, пачму свежий книжка не принес Бараде?

– А кто ж тебя знает, где ты есть? – удивился дядя Толя. – Я тебя уже сто лет не видел, хотя ты всегда в пяти километрах от меня, мог бы в любой день прийти сюда к нам. Ведь знаешь же когда мы здесь?