Зона обетованная

И вот мы сидим с ним за столом, захламленным разобранными фотоаппаратами и кинокамерами, проводами, аккумуляторами, паяльниками, датчиками и невообразимым количеством запчастей, деталей и прочего, на первый взгляд, никуда не годного хлама. Снег за окном и не думал редеть. В комнате было почти темно. Арсений докуривал сигарету. Вся квартира была насквозь пропитана застоявшимся запахом пыли и табачного дыма, безошибочно выдающими мужское одиночество и неустроенность. В доме, где есть женщина, никогда так не пахнет.

– Понимаю, ты обижен на меня… – сказал наконец Арсений.

– Давайте не будем, – торопливо перебил я. – Какие теперь обиды? Честное слово, не обижен. Сначала только…

Я запутался и стал сосредоточенно рассматривать прибор, над которым трудился мой шеф.

– Я знаю, ты хороший полевик, – выдал он наконец и замолчал, словно вслушивался в свои слова. – Но не думал, что ты решишься… один.

«Ага, разузнал все-таки. Лучше поздно, чем никогда», – подумал я, а вслух зачастил:

– Начинать так начинать. Одному даже лучше. Не будет давить ваш авторитет, – и попытался улыбнуться, чтобы подчеркнуть несерьезность последних слов. Но Арсений смотрел в окно и, возможно, принял мои слова за чистую монету.

– Я тебе тут все написал и расписал, – продолжил он после явно затянувшейся паузы. – Хотел поехать к рейсу, смотрю – снег пошел. Подумал – может, сам приедешь? Если бы не приехал, послал бы с кем-нибудь. Или сам смотался.

Он некоторое время вслушивался, повернув ко мне голову, потом неожиданно улыбнулся.

– Впрочем, был уверен – приедешь. Вычислил.

Из солидной стопки потрепанных блокнотов «Полевого дневника» он взял лежавший сверху и с многозначительным видом положил передо мной на стол.

– Как вы могли вычислить? Я сам до последней минуты не знал…

– Ты, может, не знал, а я подумал и решил, что приедешь, – словно не заметив моей последней попытки сопротивления, спокойно сказал он и, придвинув блокнот, сел рядом. Поневоле я взял его, но так и не раскрыл. – Первая запись там… – сказал Арсений и замолчал. Некоторое время мы оба вслушивались в гнетущую тишину квартиры. – Гласит: «Найти сейчас рабочего, когда вот-вот начнется охотничий сезон, мертвое дело». Послушав, как это прозвучало, он поправился: – Почти мертвое.

– Может, все-таки без рабочего? – безнадежно спросил я, поскольку вылетать на стационар без рабочего мне было категорически запрещено директором. Запрещено, как я теперь догадываюсь, не без активного вмешательства Арсения. Судя по тому, как раздраженно прореагировал он на мой вопрос, в своих предположениях я не ошибся.

– Ты можешь, конечно, просидеть эти месяцы в палатке. Но тогда тебе двадцать четыре часа из двадцати четырех придется топить печку. Знаешь, какие там будут морозы через месяц? А чтобы ее топить, надо будет еще часов по восемнадцать-двадцать заготавливать дрова. На еду, на сон, на маршруты, на научную работу у тебя останется… – он показал мне кукиш.

Он, конечно, преувеличивал. Я понимал, что это для пользы дела, но…

– Это только одна сторона медали, – продолжал Арсений. – Другая, не менее важная: к весне мы должны иметь полноценную базу. Кузьмин согласился на поле только при этом условии. Тебе одному избу не достроить. Это исключено даже при твоих физических данных.

Я обиженно молчал и мысленно подбирал возражения, что «если все так сложно и неразрешимо, то не лучше ли ему просто-напросто полететь со мной». Но Арсений, кажется, догадался о моих размышлениях. Пробормотал:

– Только не думай ничего такого. Я еще никому не говорил…

«О чем не говорил?» Я лихорадочно соображал – что он скажет дальше? От неприятной догадки, от невыносимо густого запаха дыма у меня вдруг заболела голова. Противное ощущение собственного бессилия мешало сказать что-нибудь, беспечно улыбнуться хотя бы. Такого со мной не случалось давно. Настолько давно, что я не сразу вспомнил, когда же это было. Кажется, в Саянах. Когда я очутился в самой середине заскользившей к обрыву осыпи. Бежать, кричать, даже шевельнуться – смертельно опасно. Оставалось только одно – ждать, когда водопад камней вместе со мной обрушится вниз…

Я вдруг понял, что последние слухи об Арсении, шепотом передававшиеся в институте, кажется, имеют место быть. И эта очередная неожиданность окончательно выбила меня из состояния осторожно-снисходительной вежливости.

– Придется ложиться на операцию, – нехотя выдавил наконец Арсений.

Я устало подумал, что слухам в научной среде иногда стоит доверять, мысленно уничтожая себя за все свои прежние гипотезы и трусливое желание избежать этой последней встречи. Не глядя на Арсения, пробормотал:

– Может не так все страшно? Обойдется…

– Конечно обойдется! – с неожиданным раздражением оборвал меня Арсений. Очевидно, он что-то рассмотрел в моих глазах, потому что торопливо отвернулся к окну. Мне даже показалось, что он улыбается. Хотя вряд ли. С чего бы ему улыбаться? К тому же, когда он снова заговорил, голос его был ровным и бесстрастным.

– У меня к тебе просьба. И в службу, и в дружбу… Сделаешь?