Зона: Очерки тюремного быта. Рассказы.

Извлекая из кармана осужденного какой-нибудь мундштучок или зажигалку, Цыганов равнодушно совал ее в прихваченную с собой для таких целей авоську и, сильно хлопнув зека по спине, напутствовал:

— Все, свободен…

При входе в отряд нас встречает вопль дневального:

— Отря-а-д! Внимание!

Затем, запыхавшись, выбегает и он сам. Торопливо зыркнув глазами по комиссии, испуганно таращась, докладывает Цыганову:

— Гражданин начальник! Отряд находится на работе. В помещении пять человек…

Цыганов останавливает его пренебрежительным жестом. При нашем подходе металось втрое больше…

Комиссия начинает работу. Я вхожу в спальное помещение, заглядываю под кровати, отодвигаю тумбочки, следом за мною с отрешенным видом слоняется второй дневальный, которому и указываю на грязь, пыль…

— Все, пишу постановление на лишение тебя ларька! — сердито говорю ему. — В прошлый раз предупреждал. Опять грязь, мусор.

Дневальный обреченно кивает.

— Когда начальник отряда последний раз заходил? — интересуюсь я.

— Да, кажись, на той неделе… Я ему, гражданин капитан, в натуре, говорю, давай мел — потолок побелим, а он не завезет никак…

— Ты мне про побелку не заливай! — злюсь я. — Полы мыть лучше надо! А мела мешок тебе любой бригадир привезет…

— Да… на вахте зашмонают… — канючит дневальный и тут же срывается на какого-то зека:

— А ты чего, бычара, ну-ка бери тряпку и пидорась по новой полы. И под шконками пыль вытри!

Пока я проверяю санитарное состояние, Музыкантский, чему-то странно улыбаясь, изучает стенную газету отряда под названием «На свободу — досрочно». Проходя мимо, интересуюсь: газета старая, выпущена еще к празднику 8 Марта. Рядом с передовицей, переписанной, кажется, с отрывного календаря, старательно, ровными буквами выведен матерщинный стих…

В это время Цыганов громит каптерку. Оттуда доносятся треск отдираемой фанеры и причитания завхоза Гафарова. Гафаров — бывший старшина милиции, уволенный за какую-то провинность еще до осуждения. Поэтому он отбывает наказание не в спецзоне, а на общих основаниях.

— Вытряхивай к чертям! — кричит Цыганов, и я вижу, как завхоз, постанывая, вырывает из консервной банки цветок. Комнатные цветы в отрядах строго запрещены — в горшочки закапывают наркотики, деньги…

Я записываю замечания по санитарному состоянию в блокнот. Позже эти записи лягут в основание приказа начальника колонии, в котором я уже запланировал влепить выговор начальнику отряда.

Работа санитарной комиссии продолжается…

Кстати, санитарное состояние находилось под пристальным вниманием не только местной администрации, но и медицинского отдела областного УВД. Главный санитарный доктор управления Николай Попов частенько объезжал учреждения, непременно обследуя все злачные колонийские места. По итогам таких проверок составлялась справка на имя начальника УВД, который делал оргвыводы уже в отношении руководства колонии.

Как-то раз Попов побывал в отряде упомянутого мною завхоза Гафарова. Облазив каптерку, санитарный доктор не нашел особых нарушений и все допрашивал дневального, есть ли в отряде насекомые — вши, тараканы. Честно глядя в глаза проверяющего, «шнырь» с возмущением всплеснул руками:

— Откуда, гражданин начальник?!!

Завхоза в отряде не было. Когда мы с Поповым вернулись в санчасть, в процедурном кабинете нас ждал пригорюнившийся Гафаров.

— Завхоз третьего отряда! — отрапортовал он, вскакивая навстречу. На мой вопрос, что случилось, ответил, потупившись.

— Да вот, гражданин доктор, пока спал, мне «стасик» в ухо заполз. Вытащить бы…

«Стасиками» в зоне называли тараканов. Ехидно улыбаясь, Попов достал блокнот и сделал пометочку. После она перекочевала в акт обследования санитарного состояния колонии: «В ходе проверки жилых помещений отрядов выявлено наличие тараканов…»

— Которые обитают в ушах ваших завхозов… — устно пояснил Попов начальнику колонии…

5

Кроме основного производства, каждый осужденный был обязан отработать не менее двух часов в неделю на хозяйственных работах — уборке прилегающей к отряду территории, чистке картофеля в столовой, вывозе мусора. Надо ли говорить, что работы эти считались позорными и реально занимались ими одни и те же осужденные. Зекам, придерживающимся «понятий», такой вид деятельности был «западло», и направление на кухонный наряд заканчивалось для них штрафным изолятором.

Выручали «мужики», которых за пачку сигарет или «замутку» чая можно было послать вместо себя. Но если у отрядного или завхоза был зуб именно на этого «блатного», то подмениться не давалось и приходилось собираться в шизо. На отказе от хозработ можно было постоянно подлавливать рвущихся в «авторитеты» зеков и гноить в изоляторе, обрубая все надежды на условно-досрочное освобождение. Никакие меры воспитательного воздействия при этом, естественно, не помогали.