Зона отчуждения

Направляясь сюда, он хотел поговорить с офицером, которого едва не приговорил к расстрелу за наглую, выводящую из себя надменность, но после общения с Хьюго говорить еще с кем-либо попросту расхотелось.

Прежде стоило разобраться в самом себе, понять, сможет ли он делать свой выбор, не испытывая при этом жгучей, сводящей с ума ненависти, когда каждое неосторожно оброненное слово будет для него поводом к расстрелу. Хватит ли у него силы воли, чтобы преодолеть растущую внутри пустоту, найти новый смысл во внезапно захватившем его водовороте смертей и событий?

Чем он мог уравновесить народившееся внутри бездушие?..

«Ведь все закончится рано или поздно, и чем я буду жить тогда?» — Вадим спросил это у самого себя, даже не задумавшись о том, что война, по сути, только начинается, и неизвестно, сколько отмерила ему судьба. День? Два? Остаток этой ночи или полную жизнь, до естественной старости?..

* * *

Не в силах справиться с собой, Вадим просто ушел в ночь.

Для этого не нужно было шагать многие километры, — тьма окутывала склоны близлежащих холмов, нависая над ними тяжким осязаемым саваном, сквозь который не было видно ни зги.

Он шел, пошатываясь от измождения, пока под ногами не зашуршала мягкая, шелковистая, чудом уцелевшая на склоне трава.

Упав на нее, он понял, что травостой пахнет смертью. От благоухания Кьюиганской степи остались лишь жалкие флюиды, забитые горьким запахом пожарища и кисловатым — взрывчатки…

Он лежал, раскинув руки, смотрел в бездонный колодец неба, где ярко сияли звезды, и осознавал, что тонет в захватившем его душу и разум водовороте. Скоро наступит утро, и он потеряет право на сомнения, поведет вместе с Дороховым отремонтированные за ночь серв-машины и доверившихся ему людей на защиту космопорта, навстречу тяжелым крейсерам далекой прародины, которые будут опускаться с небес как покалеченные, но все еще смертельно опасные левиафаны…

Вадим не мог остановить безудержный круговорот мыслей, хотя хотел, хотел до дрожи, до зубовного скрежета… но ненависть нечем было уравновесить, и он все глубже погружался в черноту мыслей, и на ум уже шли избирательные картины! Он видел вытоптанную степь, курящиеся дымом воронки, презрительную гримасу на лице полковника Шермана, направляющего ему в лоб ствол импульсного пистолета…

«Они нелюди…» — стучало в висках.

Тогда кто люди?

Зачем пытаться понять мотивы захватчиков, когда достаточно отдаться течению черного водоворота и просто исполнять свой долг, драться до конца, до последнего вздоха, как он делал это накануне днем?

Вадим так глубоко погрузился в свои растерзанные мысли, что услышал шелест раздвигаемой травы только в тот момент, когда влажный нос пса уже ткнулся ему в щеку.

Вздрогнув, Вадим резко сел.

Силуэт Яны четко прорисовывался на фоне звездного неба.

«Зачем она пришла?..» — Первая мысль по инерции оказалась злой, отчужденной, но потом, спустя секунду, Вадим заметил, что девушка стоит, сжимая в руках знакомый ему шунт, и от этого стало вдруг еще горше на душе, будто он подсознательно ожидал чего-то другого…

Потонув в своих мыслях, Нечаев на секунду забылся, запамятовал, что сегодня утром, спустя буквально несколько часов, он нужен батальону свежим, здоровым, полным энергии и сил… И вот она пришла к нему, отыскала в ночи с помощью пса, чтобы отдать ему еще одну частицу собственной жизни ради защиты планеты, ради…

Яна сделала шаг навстречу, присела рядом, коснулась прохладной ладонью его плеча, ощутив, что мышцы Вадима напряжены до дрожи, что он вот-вот сорвется, лишь бы скинуть дикое внутреннее напряжение.

Она интуитивно почувствовала, что он сейчас вскочит, наорет на нее, и сжалась, словно ожидала этого хлесткого удара…

Они не произнесли ни звука, все заключалось в нескольких жестах, случайном касании, и Нечаев вдруг увидел себя со стороны, — бледного, усохшего, с перекошенным лицом, и ее — сжавшуюся.

«Боже, что сделал с нами этот день…»

Он вспомнил, как Яна смотрела на него раньше, и вдруг болезненно догадался: Зона Отчуждения в ее душе растаяла, она пришла к нему не как сестра милосердия, исполняющая свою обязанность, а как приходит человек к человеку…

Осознание этого больно резануло, оставив еще один невидимый шрам.

Он не знал, что ему делать, как себя вести, лишь внутри все дрожало от напряжения, словно все его чувства сплелись сейчас в единый клубок и душат, душат последнюю искру, оставшуюся от самосознания того Вадима Нечаева, который жил просто и беззаботно всего две недели тому назад…

Он еще не понял главное: эта искра — самое ценное, что у него осталось.

Яна повернула голову и посмотрела на степь — ровный пласт черноты, уходящий к сереющему, предвещающему скорое утро горизонту.

Их Зона Отчуждения осталась позади, она была пройдена их ногами, изрыта воронками от выпущенных в них снарядов, полита их кровью… У нее тоже осталась лишь малая частица прошлого мироощущения, осколок души, который она принесла сюда, к Вадиму.

Ни он, ни она не могли знать, как из обычных, ничем не примечательных людей выковываются души солдат.