Зона поражения

Иллюзия полного одиночества… И только невидимый музыкант впереди выворачивает душу тоскливыми звуками саксофона. Опять! Меньше года назад, далеко за океаном, в самом центре Манхэттена, Владимир Александрович так же выходил на встречу с «контактом».

Что они, сговорились все? Судьба, как уже не раз убеждался майор, — довольно посредственный режиссер-постановщик.

Если бы Виноградову пришлось озвучивать этот эпизод в кино, он тоже выбрал бы именно такую мелодию — заунывную, на самой-самой грани истерического срыва. Под которую не обидно заканчивать счеты с жизнью…

Впрочем, по мере приближения к искусственному озеру, в просветах между деревьями замелькали человеческие фигуры… Группа осоловевших от жары организованных туристов, влюбленная парочка на пыльной травке и еще несколько бедолаг, слоняющихся с путеводителями и картами в лабиринтах кустарника. Выйдя из-за очередного поворота живой изгороди, Владимир Александрович неожиданно оказался прямо на берегу: незамысловатый причал, деревянные лодочки с веслами напрокат, спасательный круг…

Но главное, здесь была тень. Создавалась она полосатым матерчатым шатром с эмблемой всемирно известного пива — а за столиками под навесом сидела немногочисленная публика, наслаждающаяся комфортом и относительной прохладой.

— Сеньор! — взмолился Виноградов, без разрешения плюхаясь на ближайшее свободное место. Жестами и мычанием он показал официанту, чего хочет — и лишь после этого повернулся к соседям. — Пардон?

Соседи, два азиата с видеокамерами и в одинаковых белых рубашках, понимающе закивали коротко стриженными головами:

— Пор фавор! — и вернулись к обстоятельному изучению толстенного путеводителя по Мадриду.

…Собственно, монумент Альфонсо Двенадцатому не был памятником в привычном смысле. Виноградов успел подробно разглядеть его, сидя в тенечке и прихлебывая ледяной «карлсберг» из запотевшей литровой кружки. Повезло — с того места, которое занял майор, прекрасно просматривались спускающаяся к воде на противоположной стороне озера полукруглая колоннада, высокая стела на берегу и несметное множество разнообразных скульптур. Все вместе это впечатляло, и, пожалуй, Владимир Александрович назвал бы увиденное настоящим мемориальным комплексом.

Правда, подходы к месту встречи скрывала густая зелень… Пора! Пиво выпито, а до контрольного времени осталось ровно четыре минуты.

Виноградов встал, с металлическим стуком выложил на столик причитающиеся песеты и, убедившись, что официант не побежит по недоразумению за ним вслед, шагнул по тропке в сторону монумента.

— Помоги, Господи! — Справа мелькнул мозаикой так и не увиденный толком прекрасный дворец Веласкеса…

* * *

Опаздывать нехорошо. То есть когда опаздываешь ты сам — это нервирует, конечно. Однако не слишком. А вот когда в указанное время в указанном месте нет тех, кого с нетерпением дожидаешься! Согласитесь, ужасно.

Придя к монументу, Виноградов старательно повертел головой — благо, никаких подозрений это не могло вызвать. Турист, он ведь и есть турист: все хочется рассмотреть, запомнить, сфотографировать, в конце концов… Кстати! Владимир Александрович пристроился в ногах у какой-то бородатой аллегории и сделал вид, что возится с окончившейся в «Кодаке» пленкой.

Пусто вокруг. Никого…

— Ола, русский! — со стороны пальмовой аллеи приближался человек, которого Владимир Александрович меньше всего ожидал увидеть.

— Буэнос диас, Хуанито!

Это действительно был по обыкновению улыбающийся пресс-секретарь «Черной недели».

— Как дела?

— О'кей, старина! — В непонятной ситуации требуется всегда перехватывать инициативу: — Ладно мы, любознательные иностранцы… Но тебя-то как сюда занесло?

— Приятно пройтись по Мадриду!

— В такую жару?

Собеседник расхохотался и потрепал сидящего в неком подобии каменной ниши Виноградова по плечу:

— Браво, русский! Действительно, жарко… Нигде не могу найти «пепси» в пластиковых бутылках. А ты не встречал?

— Видел, — подумав немного ответил Владимир Александрович. — Видел — в киоске рядомс вокзалом. Но туда идти добрых полчаса…

— Жаль. Дома я привык именно к такой упаковке. Покупаю обычно целыми ящиками.

— А у нас в семье не принято делать большие запасы.

Ничего более идиотского, чем пароль, придумать нельзя. Все эти условные фразы и диалоги, которыми пришлось попользоваться в своей жизни Виноградову, считались безукоризненными с точки зрения конспирации, но у самих — говорящих вызывали устойчивое ощущение дешевого балагана.

— Все в порядке?

— Не ожидал, что это будешь ты.

— Ничего не поделаешь! — шутливо развел руки Хуан. — Пойдем отсюда. Ситуация здорово осложнилась… По дороге объясню.

— Да, мне тоже надо кое-что рассказать.

Владимир Александрович встал из-под ног мускулистого мраморного бородача — но тут же был вынужден опять наклониться: забытый на коленях фотоаппарат мягко вывалился на выжженные солнцем плиты.

— Миерда! — попытался майор блеснуть ругательными познаниями в испанской филологии. — Ихо де пута!

И непроизвольно отпрянул в сторону — на место нетронутого ударом «Кодака» молча оседало обмякшее тело Хуана.