Зона поражения

Все-таки в дежурке было душно, там давно не- проветривали, не чувствовалось разгулявшейся поздней весны. Только за порогом на улице Сурин ощутил всю эту невероятную живую тягу. Нежный прохладный ветерок, запах земли, тягучий запах прошлогодней травы — гнили, теперь выступающей наружу повсюду, где не было асфальта. И машина не в голове уже, а вокруг, снаружи, подлинная тишина. Сам не понимая зачем, Сурин постучал носком сапога в шершавый бок стационарного дозиметра, и прибор отозвался легким пощелкиванием. Свет фар залил все вокруг, и стекло прожектора исчезло за ним. Лениво Сурин взвел затвор и поднял ствол автомата.

— Стой! — крикнул он. — Выходите из машины по одному. Руки за голову!

За сиянием фар лица не разглядеть, только отблеск ветрового стекла. Краешком глаза Сурин отметил, что сменщик застрял у окна дежурки и зачем-то застегивает пуговицы на форме. Наверное, до конца проснуться все еще не может. Впрочем, понятно, парень еще, похоже, в переделках не побывал, не пообтерся. Совсем молодой еще мент.

Колеса «Форда» скрипнули по битому асфальту. Фары остались гореть. Щелкнула дверца, и прямо на Сурина вышел знакомый человек. Рукав светлого плаща чуть задрался, когда тот поднимал руки, блеснула золотая запонка.

— Ах, это вы, гражданин начальник! — сказал Сурин, узнавая Туманова. — Но где же ваш «Кадиллак»?

— А знаете, он мне надоел до смерти. Можно я руки-то опущу!

— В машине есть еще кто-нибудь?

— Нет. Я один.

— Пропуск ночной есть у вас?

— Ну естественно. Естественно, не первый же год друг друга знаем. — Туманов отнял руки от затылка и вытянул из внутреннего кармана плаща картонку пропуска. — Прошу вас! — Он подал Сурину картонку. Отчетливо была видна красная полоса, пересекающая пропуск. — Если хотите, можете по телефону с начальством связаться. Экстренная ситуация… — В голосе Туманова была какая-то неуверенность. — Позвоните!..

«А ведь он знает, что связь не работает, — вдруг подумал Сурин. — Странное совпадение. Сначала выключают всю связь, а потом он появляется. Что-то не так здесь. Нехорошо что-то».

Налетел ветерок, ласковой женской рукою прошелся по плохо выбритым щекам. Прожектор ярко мигнул и опять ушел в темноту. Сменщик наконец застегнул верхнюю пуговицу. Сурин не мог видеть Игнатенко, но догадался, тот успел как следует испугаться и, наверное, повернулся к шкафчику взять оружие. С новенькими всегда так, сначала долго ворот застегивает, а потом начинает стрелять без предупреждения.

— Возьмите пропуск, — сказал Туманов и сделал шаг к Сурину.

— Стоять на месте! Не двигаться! Руки!..

— Ну зачем же… — Туманов поднял руки и сделал еще один маленький шаг. — Ну зачем же вы себе хуже!.. Я вам обещаю… — Все-таки голос выдавал проклятого щеголя, нервничал он, трусил. — Обещаю, вы простым выговором на этот раз не отделаетесь!..

— Естественно! — ухмыльнулся Сурин и для острастки опять передернул затвор. — На всю катушку залепят теперь. За то, что я вас, Анатолий Сергеевич, ночью в зону не пропустил, из органов как дохлую собаку выбросят. Возьмут за хвост и выбросят!

Все-таки весна немного сбивала с толку. Невозможно было поверить в собственное предчувствие. Завтра на свободу. Конец этой жизни, и будет какая-то другая жизнь, может быть, и не такая уж плохая, эти мысли не давали ему трезво оценить ситуацию. И одновременно с тем Сурина одолевало нездоровое злорадство, хотелось как-нибудь пошло пошутить над щеголем, поиздеваться, может быть, напоследок, пугнуть его как следует.

— У меня инструкция, — сказал он. — Вы, Анатолий Сергеевич, ведь знаете… Нас за маленькое отступление от буквы…

Ощутив за спиной какое-то движение, Сурин вдруг замолчал. Посмотрел на окно дежурки. Почему-то этот дурак Игнатенко глупо улыбался, прилепивши морду к стеклу, он все еще был без автомата. Шорох за спиной повторился. Сурин сделал два быстрых шага вперед, толкнул Туманова стволом и приказал:

— Лицом к машине. Руки на крышу!

Мотор машины приятно ровно гудел. Вокруг была прекрасная весенняя ночь, на руке тикали часы, в голове почти что не звенело, Сурин вобрал в себя всею грудью такой вкусный весенний воздух, совершенно не пахнущий смертью. Он подумал, что сейчас может случиться все, что угодно, и не испугался этой дурацкой мысли. Ладони Туманова легли на металл. Картонка пропуска выскользнула и спланировала, мелькнув красной полосой, куда-то в сторону, в темноту. Белые длинные пальцы Туманова были сомкнуты и лежали, как полосочки нарезанной бумаги.

За спиной ясно раздалось чье-то дыхание. Сурин хотел повернуться и не успел. Удар, нанесенный сзади, опрокинул его. Автомат выскользнул из рук. Сурин не смог больше проговорить ни одного слова. Затылок будто распахнулся, и внутрь головы хлынул колючий воздух. Падая, Сурин ударился лицом о левую горящую фару машины. Еще один глоток воздуха, и теплая чернота вокруг, мелькание алых пятен, звон.

Он уже не увидел, как метнулся внутри освещенной дежурки Игнатенко и как рука Туманова скользнула в карман плаща.

3