Сухой тоннель брал начало за городом. Там, в унылой, обработанной гербицидами местности, находились заброшенные очистные сооружения Хармонта. Дно каналов, одетых в размытый дождями бетон, было покрыто растрескавшимся илом гнилостного серо-зеленого цвета. Проржавевшие до дыр шлюзы и фильтры, пустые, если не считать осадка с неприятным химическим запахом, септики и отстойники… Открытые нараспашку двери, обычно запертые на висячий замок, и черная глотка входа в главный коллектор.
Ким шла, прислушиваясь, как под подошвами ее кроссовок трещит и похрустывает циновка, сплетенная из стелящихся по земле мертвых трав. Сталкеры же двигались совершенно бесшумно, будто были невесомы. Даже от похожего на борова Злого не было ни шороха. И хотя не светил ни один ручной фонарь, все ступали уверенно, точно видели ночью так же хорошо, как и днем. Чувства обострились; вскоре Ким удалось подстроиться под общий ритм движения, а ее взгляд начал выхватывать в звездной, но безлунной ночи, все новые и новые детали.
И все же для нее стало неожиданностью, когда из-за полузасыпанных землей баков септиков выскользнули такие же бесшумные, как и отряд Папаши Линкольна, силуэты. В мгновение ока сталкеры оказались в кольце. Ким испуганно вздохнула и невольно вцепилась Строгову в локоть. Навуходоносор вскинул дробовик, но Папаша перехватил ружье и увел ствол вниз.
– Это не понадобится… – проворчал главарь.
– Да. Гуталин сказал, что Конец Света уже близок… – проговорили с сильным акцентом; Ким узнала этот голос – он принадлежал Андре Лопесу. – Армия Тьмы направилась в Зону, чтобы воссоединиться со своим нечистым владыкой. И белая женщина с вами, как в пророчестве…
– Христа ради, кто тебя так отделал, Андре? – спросил вполголоса Строгов.
– Это все за грехи… это епитимья… – неохотно ответил Лопес.
– Какое еще пророчество? Что ты мелешь? – вмешался Папаша Линкольн.
– Полегче, ниггер! – буркнул кто-то из людей Гуталина.
– Ты кого тут ниггером назвал? – вспылил Кучерявый. – Ты, белая жопа! А ну быстро иди сюда!
Ким завертела головой, ожидая, что с секунды на секунду загремят выстрелы. А фотокамеры-то с собой нет!
– Молчать, салаги! – негромко, но значительно бросил Папаша Линкольн. – Вам было приказано провести нас в Зону? – обратился он к людям Гуталина. – Вот и выполняйте. А проповеди читайте моей бабушке. Она на кладбище в Зоне, у ограды.
– Ладно, – согласился Лопес. – Идем.
Толпа направилась ко входу в коллектор. Они спустились по ржавой и скрипучей лесенке в отстойники. Зашаркали ботинками по илу, поднимая вонючую пыль. Ким посмотрела на дверной проем, и сердце ее испуганно затрепетало. За порогом колыхалась плотная, осязаемая тьма.
Вспыхнул первый фонарь. Белый луч сделал завесу тьмы прозрачной, высветив узкий, уводящий под землю коридор.
– Гордишься сыном, Папаша? – спросил кто-то из бандитов.
– Чтоб ты сдох! – ответил старый сталкер.
Лопес первым подошел к входу. В дверях он остановился и, обернувшись, проговорил:
– Следовать друг за другом. Не отставать. Без команды – не стрелять. Не трепать языками. Не пердеть! Места мало, воздуха мало, идти долго.
– Хорошо, что Фредди с нами не пошел, – высказался Навуходоносор.
– Молчать! Было же сказано! – пихнул его в бок Папаша Линкольн.
Перешагивая через порог, Ким невольно задержала дыхание. Ее лица коснулся сквозняк, и это было неприятное прикосновение, точно неведомая тварь лизнула липким языком. Закружилась голова, затрещало в ушах, как бывает от перепада давления. Злой не очень деликатно толкнул брюхом, и Ким едва не клюнула носом широкую спину Строгова.
Тоннель наполнился гулким шумом. Они действительно пошли быстро и молча, в сопровождении пугливого эха. Стены из серого ноздреватого бетона тянулись, казалось, бесконечно. Весь мир сжался до пяточка пространства, ограниченного спиной Строгова впереди и пузом Злого сзади. Но Ким заскучать не успела.
Несмотря на напутствие Лопеса, сталкеры, которые шли во главе колонны, забормотали ругательства. Ким услышала звук глухих и ленивых ударов, он повторялся в неспешном, но четко выдержанном ритме. Не прошло и минуты, как она оказалась возле бокового ответвления. Коридор уходил от основного метров на пять и заканчивался загаженным тупиком. На веревке, наброшенной петлей на шею, словно скотине, а другим концом – привязанной к вбитому в стену крюку, трепыхался счастливчик.
Ким повидала уйму нелюдей с приклеенными сардоническими улыбками на лицах, но этот, в одном ботинке, ей запомнился. Как-никак – первый…
Счастливчик бился то об одну стену, то об другую, двигаясь, словно маятник на веревке. При этом его лицо сохраняло напряженное, целеустремленное выражение. Казалось, лопни веревка – он набросился бы на сталкеров, чтобы рвать их зубами и ногтями.
Ким зажала нос – от счастливчика нещадно смердело – и заторопилась за Строговым.
– Собачку держите? – осведомился Картоха.
– Собачки у нас есть, – ответил Лопес. – Но этот скорее крокодильчик.
Ким передернуло. А тут еще вдруг Злой завопил, как будто его резали: