Зона Посещения. Избиение младенцев

Гоблин – это теперь был я, так она меня обзывала после похода в Зону. Не зло, наоборот, с уважением к заслугам. Ну да, я низкорослый, широкоплечий, сучковатый, без шеи. Нормальный фрик, то бишь урод, помесь человека с лесовиком. «Банный» – потому что, дескать, если существуют лесные гоблины, то должны быть и зонные, а применительно к «Душевой» еще и «банные».

– А чего тут обтрясать? – подал голос Голубятник. – Ничего не получится. Отпинают всех и повяжут. Потом грохнут.

Почему ему дали такое прозвище, я не знаю, но птицы, по его словам, Голубятнику были параллельны. Аномал это был серьезный, вовремя вошедший в силу в отличие от меня, задержавшегося в развитии. Двенадцать лет пацану. В «Детском саду» его бы отнесли к «инфразвуковикам» и уже увезли бы в неизвестном направлении. Он мог войти в резонанс с чем угодно, например, с камнем, и заставить его расколоться. Или, сдвигая точку резонанса, мог этот камень катить. Вообще, перебирая точки резонанса, он заставлял предметы двигаться, реализуя таким образом необычную форму телекинеза. В воздух, конечно, ничего не поднимал. Зато был способен устроить микроземлетрясение, а заодно, как бонус, распугать все живое вокруг себя. Понятно, почему он вырос нытиком и пессимистом.

– Ну и лексикон, – поморщился Фаренгейт. – Есть вопрос, который, я думаю, всех беспокоит. Наш новый друг, как мы убедились, действительно может проникнуть куда угодно и нейтрализовать охранную систему тоже может. Но известно ли ему, в какой камере содержат его отца? Прежде чем что-то решать, хотелось бы определиться.

– Точной инфы пока нет, – ответил я, – но она появится, как только я смогу покинуть гараж. Гарантирую. И вообще я считаю, это рабочий момент. Определиться вам надо в принципе, а частности вроде этой – второе дело.

Пока я говорил, Натали внимательно смотрела на меня сквозь очки. Направляла их на меня, выцеливала, прикладывая пальцы к дужке, – видимо, активировала прикосновениями элементы управления. Что она хотела выяснить, не вру ли я? Если честно, мне было обидно.

Потом заговорили и другие, задавая вопросы, предлагая свои варианты. Кого-то беспокоило, что СИЗО и полиция находятся в одном здании, а значит, если что не так, копов набежит немерено. Кто-то рвался хакнуть списки заключенных, которые наверняка есть в базе данных изолятора, и таким незамысловатым способом выяснить все про моего папу. Я не очень вникал, эти препирательства были совершенно не важны. Здесь собрались дети, пусть и талантливые, но всего лишь дети, не способные решать всерьез. Взрослых было только трое, включая меня. А настоящее и окончательное решение все равно примет Горгона – единолично.

Аномалы, здесь собравшиеся, представляли цвет того форума, о котором Натали рассказывала в Зоне. Это их она выискивала по Хармонту, организовывала, сгребала под себя. На такой город – горстка. Натали ждала, что придет больше. Многие не явились на зов, и в домах у них никого, даже родителей не было (она прогулялась по адресам).

Кроме упомянутых Фаренгейта и Голубятника, была еще Стрекоза, о которой вспоминал Эйнштейн. Девочка с фасеточным зрением и со способностью видеть кожей.

Хохмач Шептун обладал способностью с ходу понимать любой язык и даже говорить на нем, обменявшись всего несколькими фразами с носителем языка. Гипермегаполиглот. Он действительно понимал любого собеседника (со мной мгновенно перешел на русский). Натали непременно хотела взять его с собой в мир пришельцев и очень на него рассчитывала.

Был семилетний мальчик, который феноменально читал по идиомоторике, по движениям глаз, по микромимике – куда лучше любого полиграфа. Почти телепат, вынимал твои мысли будто из воздуха.

Была девочка лет восьми-девяти с особой чувствительностью, иногда называемой ясновидением. Человека видела всего целиком, со всеми внутренностями, – не как рентген, а скорее как моментальный томограф. Цвета и формы объектов воспринимала как запахи, как осязательные ощущения, зрение-то было занято обычным делом, вот и происходило переключение на другие чувства. Была она «электромагнетиком», как я или Горгона. Вся такая ранимая, экзальтированная, радовалась высохшей травинке на полу гаража, балдела от красивых, на ее взгляд, железяк-инструментов, сплошные ахи-охи…

Короче, экспонатов в этом цирке уродов хватало. Всего Натали привела сюда восьмерых. Вернее, девятерых, если считать Светлячка, которого она утащила от родителей (не иначе как подействовав на их мозги). Или десятерых, если приплюсовать Скарабея, нашего верного боевого товарища. Но последних двоих я причислял к своим знакомым, «образцам» из «Детского сада». Ну и двоих привез я сам – Боа и Головастика. Итого – двенадцать.

– Я сделал, – дополняя мои мысли, пропищал Головастик.

Он тихонько стоял там, где я его посадил – за верстаком, на который я положил комп с новенькими хардами, – и перекачивал информацию. Харды были ММП, молекулярно-механические, я купил модули максимальной емкости, какие нашлись в электронном супермаркете. Сразу десяток, чтобы места хватило с гарантией.