Зона Посещения. Избиение младенцев

Моросил дождь. Обычный дождь, не кислотный, не щелочной, не ядовитый и даже не радиоактивный. Просто вода. Бывает в Зоне и такое. Чернобыль находится на той же широте, что и Хармонт (разница – в один градус), так что погоды нас встретили похожие, учитывая, что сейчас лето. Зимой, поздней осенью и ранней весной здесь наверняка холоднее, чем в Хармонте, который не так уж далек от океана.

Время поджимало, Эйнштейн был прав. У них тут подступал вечер, было без пяти минут темно, а там и ночь караулит за углом. Но главное – «мясорубка» в душевой часа через два снова зарядится. Короче, следовало поторапливаться.

Северо-восток чернобыльской Зоны – абсолютная глухомань. Медвежий угол, как называют русские такие места. Когда-то на этих землях располагалась то ли военная, то ли еще какая база – из старых, ранешних времен. Советская то есть. На ее территории и находился подвешенный непонятно на чем «каблук», из-под которого мы выползли. Рядом с порталом был хоздвор, на котором сохранились в целости кирпичные боксы для грузовых машин. Хорошо раньше строили, на века. Но это все нас не интересовало, Эйнштейн сразу повел маленькую группу прочь с территории базы, к бетонной стене со сторожевыми вышками по углам. Стена под два с половиной ярда, а поверху – ржавая в хлам «колючка». Перелезать через нее – целая история; мы, само собой, и не полезли. Я думал, выбираться будем через какой-нибудь КПП, однако – нет. Вышли к пролому, образовавшемуся, похоже, в результате нехилого взрыва, пролезли сквозь него, так и покинули пределы базы.

Лес подступал к самой стене, разросся за столько лет. Когда-то здесь, конечно, была рукотворная опушка, чтобы часовые на вышках могли контролировать прилегающее пространство. Пройдет еще немного времени, и база тоже будет поглощена, никуда не денется. Как и у нас, лес был широколиственным, никакой хвои. Мы шли, приминая сныть и раздвигая папоротники… куда? Только Эйнштейн знал, только он мог прочитать карту моего отца.

Ловушки нас щадили. Да и, по чести говоря, местные аномалии сильно недотягивали до хармонтских по части убойности и подлости, они легко распознавались и далеко не во всех случаях приводили к гибели. У нас, понятно, все не так. Чернобыльская Зона славилась своими тварями. Во всяком случае, нормальный медведь в этом «медвежьем углу» быстренько бы спекся, не выдержал бы конкуренции ни с кем.

– Между прочим, зря ноешь насчет ментального давления, – сказал я Горгоне. – Ты-то из тех, кто его и генерирует, то есть из хозяев. Ты здесь сильная.

– Пэн не шутит, – подтвердил Эйнштейн. – В этой Зоне, как нигде, вся фауна делится на хозяев и на скот. Кто в какой группе, определяется пси-способностями. Они у тебя на высшем уровне, так что радуйся и пользуйся.

– Может, тебе остаться? – предложил я ей. – Реализовалась бы по максимуму. Была бы королевой.

– Тьфу, дебил. – На секунду она стала прежней. Помолчала и спросила: – А сталкеры здесь кто, хозяева или стадо?

– Ни то, ни другое, – ответил Эйнштейн. – Сталкеры – либо волки, либо шакалы. Хотя многие в конце концов переходят в разряд стада и лишь единицы – в хозяев… Коллеги, мы на месте.

Пришли…

Уперлись в здоровенный валун высотой в полтора человеческих роста, глубоко вросший в землю и невесть как оказавшийся среди вязов, лип и кленов. По моим прикидкам, мы отдалились от стены не более чем на четверть мили, что было хорошо, недалеко возвращаться. А камень, судя по всему, послужил тем ориентиром, на который среагировал Эйнштейн.

Бок валуна украшала выцветшая, выгоревшая надпись, сделанная краской из баллончика. Нет, наверное, не краской, а эмалью, иначе не дотянула бы до нашего визита в такой сохранности… «Ништяк для всех, на шару, и пусть никто не обломается». По-русски, разумеется. Воистину мысли и слова у дураков сходятся, даже у разделенных границами, океанами и языками.

Стала понятна странная пометка на папиной карте – «Ништяк для всех». Кружочком, надо полагать, был обозначен вот этот самый валун. Картинка окончательно сложилась.

А Эйнштейн уже отмерял метры и углы, уже обнажал пехотную лопатку, готовясь копать, а потом азартно копал, раз за разом попадая полотном лопаты во что-то железное, и через пять минут схрон был явлен миру. Продолговатая крышка, освобожденная от земли, оказалась закрыта на замок, и у меня упало сердце, но Эйнштейн, хитро улыбнувшись, достал ключ. Обычный ключ, из стали.

– Мы с твоим папой разделили буквально все, чтобы ни у одного из нас не было ни шанса воспользоваться кладом в одиночку.