Когда Лауниц проходил через танцпол, раздалось еле заметное чмоканье, как от больших, хорошо промасленных губ. Крысак явно не дурак, бац – и сноровисто исчез с площадки. Мгновение спустя показались его глазки-пуговки, аккуратно выглядывающие из-под стола.
На самом танцполе как будто ничего необычного – сброшенные полвека назад и прилипшие к полу женские туфли. Лауниц вовремя собрался посмотреть наверх – с потолочной балки, наполовину рухнувшей и опиравшейся одним концом на пол, свисала та самая пиявка. Онихофора. Тварь хорошо поработала с теми, кто был у нее внутри. Те двое заблудившихся в Зоне джентльменов уже подверглись расчленению: торс, что-то неприличное, набор рук, ног, голов, полупереваренных потрошков, застрявших в толстой кишечной трубе. Как-то поторопилась она с пищеварением, будто готовится к новому приему пищи. Или это уже другая тварь? Сколько их тут?
Лауниц взял низкий старт и сразу то место, где он только что стоял, атаковала онихофора. Очередь из плевков едва не догнала его. Не ухватив жертву, тварь шлепнулась вниз сама, но охотник сам стал добычей. Над танцполом вместе с шумом спускаемой воды прошелся поток цвета и яркости спиртового пламени. «Ведьмин студень» в режиме турбо, получившемся от сращения с «комариной плешью». По крайней мере, детектор гравитационных возмущений замигал красным. Действие славного наследника «студня» и «плеши» напоминало работу водяной струи и дуршлага одновременно. Пиявка не долетела до танцпола, полет был прерван на середине, ее скатало в комок, потом расплющило. То, что из нее получилось, было словно продавлено сквозь мелкие отверстия. На площадку полилась фиолетовая с багровыми сгустками жижа – кровь или гемолимфа. В воздухе осталось крошево, кружащееся, как центрифуга, и состоящее, в основном, из самых твердых частей внутреннего мира онихофоры: пряжка ремня, ботинок, планшет в титановом корпусе, который еще работал, играя в «черного сталкера» с самим собой. Лауниц и сам почувствовал мощное течение невидимой жидкости, которая потащила его к «дуршлагу», но, вырвавшись из тяжких и вязких объятий гравиконцентрата, устремился вслед за крысаком.
Вязкая невидимая жижа шла следом, заполняя собой пространство. Все мелькало перед глазами – видеодатчик проецировал в виртуальное окно увеличение то одного, то другого фрагмента интерьера, инфракрасный канал у него вырубился, фотоумножитель работал рвано, но отключи его – и виден только пыльный сумрак. Наверное, спецы из «Вау», заблокировав «дополненную реальность», успели заодно закинуть вирус в боди-комп, сбив загрузку программ визуализации.
Единственным ориентиром был сейчас глаз крысака – настоящий отражатель, особенно если камрад зверь чуть развернет голову назад. Когда пробегали через какую-то подсобку, крысак несколько раз делал стойку, как пойнтер, а Лауниц ухватывал то, что попалось под руку и помещалось в рюкзак. На скользком пандусе поскользнулся и въехал на пятой точке в сумрачное помещение с бетонными стенами. Успел захлопнуть бронированную клинкетную дверь. Она прогнулась под напором тяжелой невидимки, но устояла – модернизированный «студень» выиграл в динамике, но проиграл в проникающей способности. Еще пара атак на дверь и поток, скорее всего, втянулся обратно.
Помещение выглядело пустынным и обширным, как гараж. Прежде чем искать выходы, надо было с замиранием сердца проверить содержимое рюкзака. Может, там найдется что-то невероятно прекрасное – а невероятно прекрасной была б сейчас любая еда уровня от колбасы третьей свежести и выше.
Ага, пара банок с легко открывающейся крышкой на ключике, одна с чем-то серым внутри – это лучше отшвырнуть подальше. Другая – с тушенкой. Присутствуют надлежащий вид и запах. Опять застывшее время в банке или просто нормально сохранившиеся консервы? Ладно, поверим в лучшее.
«Итак, еда – это хорошо, все остальное плохо. Согласен, друг мутант?» Лауниц угостил крысака, внезапно оказавшегося рядом. Тот подкрепился, но только после того, как попробовал Лауниц. Внимательная тварь – несколько раз подносила и глаз-алмаз, и нос-отвертку к открытой банке. Наконец, санитарный контроль закончился и госприемка состоялась.
Можно было вкушать. Несколько раз горстью в банку, потом в рот, и вот Лауниц замер в гастрономическом блаженстве. Но тут крысак, резко свернув обеденный перерыв, побежал вперед, оглядываясь время от времени на спутника своей пуговкой. Оба глаза, между прочим, у него действовали независимо друг от друга, вращаясь в разные стороны, как у хамелеона.