Двигаться на четвереньках задом вперёд не самое удобное занятие. Особенно по душной и ужасно пыльной земляной норе, с полным снаряжением, при броне и оружии. Особенно человеку ростом под два метра и гораздо объёмнее среднестатистического мужского размера. Поэтому, когда ноги большого сталкера провалились в яму и он завис на верхней части тела, прижатой к полу норы, Удав облегчённо понял, что наконец-то добрался до цели.
После этого, буквально через дыру в потолке, он спрыгнул в просторное помещение прямоугольной формы. Темень здесь, ясное дело, была непроглядная, но с помощью воздействия допингующего зонника сталкер кое-что различал.
– Это что, армейский бункер?
– Секция это. Как видишь, железобетонная, – ответил Пёс и зажёг небольшую лампу; её света сверхчувствительным сейчас глазам вполне хватило, чтобы разглядеть детали подземного схрона.
– Кто ж его тут заливал? – спросил Удав, в изнеможении опускаясь на пол. – Я что-то не заметил входов, кроме пролома в потолке.
Он снова, повнимательней, осмотрелся. Вдруг что пропустил?
Прямоугольный объём шесть на восемь метров, низкий, не больше двух с половиной метров в высоту. Подняв руку, Удав преспокойно дотронулся бы до потолка. Десяток больших деревянных ящиков, сложенных как попало вдоль одной из стен. Двустворчатый металлический шкаф, опрокинутый на заднюю стенку, – у другой. Куча земли на бетонном полу, точно под дырой в потолке. И косые навалы земли под торцевыми стенками, там, где два наглухо закупоренных глинистой почвой дверных проёма.
Больше ничего.
– Эту конструкцию сюда стянул Мегазахват, тот самый, – начал раскрывать секрет головоломки Пёс, оставив лампу на опрокинутом шкафу. – На кой ляд её соорудили, понятия не имею. Но сделали это где-то выше, ближе к Периметру. – Проводник уселся на один из деревянных ящиков. – Мегазахват протащил его до этого места и каким-то образом впиндюрил под поверхность. Теперь это укромный бункер на глубине нескольких метров, и о нём не знал никто, кроме меня. Теперь и ты знаешь…
– А ты-то как узнал? – поинтересовался Удав, доставая пустые рожки, чтобы набить их патронами; после жаркого боя полным остался только один. – Дырку в потолке сам, что ли, пробил?
– Да, это моя скромная заслуга. Об этой нычке под землёй я узнал по своим каналам, догадайся с одного раза каким. Мне оставалось только прокопать нору и пробить дыру. Вот схрон и готов. В ящиках кое-какие боеприпасы, немного снаряги и шмотки. Жратвы и воды тут нет, но есть бутылка водки, и даже не одна.
– Нет, пить не будем! – категорично отказался Удав. – У меня в голове и так полно…
– Поддерживаю, – неожиданно быстро согласился Пёс.
– А почему ты уверен, что об этой нычке никто не знает? – перевёл тему ведомый. – Вход наверху вполне можно распознать. Ну или случайно надыбать.
– Не-не! Нора, если ты заметил, конечно, проходит сквозь корневую систему. Это дерево мой друг. Оно никого сюда без моего ведома не пропустит.
– Прикольно! – от души высказался Удав.
Он хотел продолжить мысль и поспрошать о подробностях дружбы с зонной флорой, но не успел. Дрожание и толчки, мелкие и почти незаметные, вдруг лавинообразно усилились, и грянул Захват, повалив людей на бетонный пол.
Разразилось очередное пароксизмальное буйство Трота, после которого он углублялся на десятки метров и недосчитывался тысяч обитателей, утянутых в чёрную пропасть эпицентрального круга.
Продолжение рейда:
«… К звёздам!..»
Восьмой раунд
Величие человека заключается в том, что он – единственное из всех творений, способное превратить мгновение в вечность…
Солнце жжёт настолько дьявольски, как будто Ареал действительно стал филиалом Ада в христианском его понимании на этой проклятой Земле. Однако для меня жара пустыни – досадная, но незначительная мелочь. Настоящий Ад я всегда ношу с собой. Он внутри меня.
О, эта боль, выжигающая нутро… она не стихает ни на секунду. Я медленно и неотвратимо гнию изнутри. Расплата за все долгие ходки успешного промысла в отчуждённых территориях, воздаяние за редкий дорогой хабар, плата за множество лучезарных улыбок ветреной удачи.
Поначалу помогало крепкое пойло, потом обезболивающее, затем наркотики, но в один совсем не прекрасный момент и они перестали дарить желанный эффект. Пришлось вопреки всему учиться с этим жить, потому что умирать я не хочу! Не буду, пока есть хоть какая-то надежда. Вот шанс её обрести и тащит меня сейчас, днём, через выжженную пустыню, когда всё живое, не ударенное головой о каменный бок скалы, отсиживается, забившись по своим норам и трещинам, дожидаясь ночи.