Зона Посещения. Шифр отчуждения

Признаки, могущие ускользнуть от неучёного, неопытного глаза, указывают на участки, вступив в которые можно моментально лишиться жизни. Это если повезёт. А если не повезёт, пугает Макарыч, будешь умирать долго и мучительно, сполна расплатившись за собственную беспечность…

Ещё он советует обходить места, в которых, на первый взгляд, ничего такого, но, блин, мурашками по коже ни с того ни с сего!.. Меня вдруг осеняет: неспроста дед не пустил давеча напрямую, когда я, вылезши из-под трупа чудовища, вознамерился было к нему ломануться…

Я мотаю всё-всё на ус – Макарыч знает куда больше меня, и все эти премудрости могут мне потом пригодиться. Ох, пригодятся, и я ещё не раз скажу спасибо бывалому деду, который не пожалел времени и сил, чтобы поделиться знаниями со мной… А я каким-то чудом не пропустил мимо ушей, ухватил, хотя на подходе к границе и близко не осознавал степени значимости его уроков.

Наконец мы выходим на большую поляну, лохматящуюся длинными стеблями пышно-жёлтой травы. И поперёк этого открытого пространства тянется оборонительный вал, настоящее крепостное сооружение! Во всяком случае, я бы именно так назвал то, что открылось взгляду.

Только не кирпичный и не земляной, а бетонный. Кажется, я верно определяю грязно-серый материал, из которого отливали «насыпь». Высотой как минимум в три человеческих роста, преграда убегает в заросли по обе стороны от нас, и там, за деревьями, надо понимать, продолжается неизвестно на какую длину. С виду участок, который доступен для обозрения, выглядит запущенным, изгрызенным временем и непогодой, бетонная поверхность покрылась порослью, вьющиеся растения типа плюща не заставили себя ждать. Но вал всё ещё не развалился и не осыпался. По крайней мере здесь, конкретно перед нами.

Он что-то от чего-то отделяет. И судя по солидности сооружения, всё, что за ним скрывается, строителями преграды признавалось более чем серьёзной угрозой.

Макарыч отвлекает меня от ошарашенного разглядывания вала, на который я таращусь во все глаза, и акцентирует моё внимание на нескольких странных явлениях. Указывает на едва заметный дымок, стелющийся над землёй метрах в пяти от нас; потом на идеально круглую проплешину, на её поверхности не осталось ни единой травинки; и на небольшой вихрь, кружащийся тоже неподалёку от нас, в своём вальсе приподнимая над почвой камешки и мелкий сор…

Старик поднимает крупный обломок щебня, валявшийся у его ног, и закидывает в этот самый вихрь. Когда «посылка» достигает адресата, её вдруг резко взметает вверх, а потом неведомая сила крошит гранит.

Раскрошился! Камень! В воздухе!

Я застываю, не веря собственному восприятию… Дед хмыкает, крепко берёт меня под локоток и ведёт дальше, лавируя между разными странностями, демонстрируя, что вполне можно использовать для прохода промежутки, ежели таковые отыщутся. Пока ведёт, вкратце разъясняет, где какая хрень находится, где пролегают её владения и что каждая делает…

– Тута, канешна, не все образцы, – подытоживает Макарыч. – На все одной поляны не хватило бы, да и пополняется коллекция… в реальном времени. Короче, принцип ты понял? Запомни, коль на глаз не могёшь определить границы энтой мутности, подбирай камушки или ещё чегой-то подобное да обкладывай её со всех боков… Покуда не вызнаешь наверняк, не лезь. Никада не прикидывай примерно, без исключенья каждый сантиметр важный, малость промашка, и ты труп. Туды, где сомневаесся, лучше не суйся, коль жизнь дорога.

Пробравшись через поляну, мы вступаем под сень бетонной ограды. Останавливаемся в нескольких шагах от неё.

Эта линия, судя по всему, теперь выполняет функцию визуального разграничения, показывает, где кончается нормальное и начинается ирреальное. Когда-то вал сооружался, чтобы изолировать одно от другого, но теперь эта задача уже ему не по силам, и с той стороны сюда, к нам, кое-что просачивается… Сновидения, страшные зверушки, изменённые участки пространства, например.

А сейчас просочусь я. Внутрь, отсюда туда.

– Всё, парень, здесь расходимся, – как-то даже грустно сообщает Макарыч, – забирайся по бетону, энто не тяжко, хватайси за стебли… Перелезешь через забор, опустись, и ты тама… Ужо по самую макушку тама, без дураков. За что боролся, на то и… – Он вдруг придвинулся вплотную ко мне и зашептал в самое ухо: – Чесслово, я б и дальше с тобой пошёл, до самого конца. Да не могу старуху свою бросить, понимашь, куды ей без меня…

Я киваю и порывисто обнимаю проводника. Горячо обещаю, что, если назад вернусь и буду идти этой же дорогой, обязательно загляну к ним.

– Не трынди, ё-моё, – бурчит Макарыч, – негоже о возврате болтать перед началом ходки. На-ка вот, держи! – добавляет дед, скидывая с плеча ремень своего оружия, о котором я уже знаю, что эта система называется «Рысь», и производилась она недолго, в двадцатых годах, перед самой революционной сменой поколений вооружения. – Вона, тута предохранитель… сюды вставляшь патроны… разберёсси, короче, не малый пацан.

Я восклицаю:

– Макарыч, а как же ты?!