Зона Посещения. Шифр отчуждения

…Остаток второй зимы выдался тусклым. Плотные облака не расходились на небе днём и ночью, и особо не видать было солнца, звёзд и луны. Всего два или три раза за несколько недель ясная погода. Зима тянулась и тянулась, повторяясь, как заезженная пластинка, и мне казалось, что она будет длиться бесконечно.

Я то стучал зубами от голода, экономил последние крохи, укрываясь от Авралов в протухших подвалах, то пёр, как слепой кролик, наобум в метель, в которой могло скрываться что угодно, и всё ждал весны, ждал потепления. Как и в прошлую зиму, поначалу я высчитывал дни, но потом надоело, и я бросил это занятие. Приблизительно и так знал, сколько ещё осталось, а планомерный отсчёт, казалось, растягивал и без того немалый срок.

«Клады» с уцелевшими запасами пищи и вещами, необходимыми мне для продолжения рейда, я обнаруживал ещё не раз – оказалось, их не так уж и мало; сообрази лишь, где и как искать. Иначе мне столько не продержаться… Вообще я сделал спорный, но небезосновательный вывод – в Отчуждении есть практически всё, что захочешь, надо только как следует поискать.

Правда, изредка складывалось впечатление, будто кто-то специально оставляет у меня на пути очередной «подарок» – еду и патроны я находил не только в подземных бункерах, но и чуть ли не на самом виду. Хотя чему удивляться – Страна чудес же, истинная игровая песочница без каких-либо правил…

Как-то я даже нашёл «резиновый» манекен женщины в натуральную величину. Он провалялся кучу лет в мрачном закутке, но выглядел, как ни странно, очень неплохо – следов порчи незаметно. Это меня и насторожило. В памяти всплыл эпизод из одной книги, где описывалась Мирабель, имитатор нагой женщины, заводная кукла, которая, когда её запускали, валилась на кровать, разводила руки-ноги и обнимала того, кто ложился сверху. Но если не повернуть неприметный рычажок на затылке, в какой-то момент руки сжимались намертво, и из нижней части туловища куклы выскальзывал стилет.

Поэтому я постоял возле манекена и не дотронулся до него. Как говорится, от греха подальше – если не знаешь, какую дорогу выбрать, выбирай ту, в которой, ты уверен, меньше поворотов.

Всё же, будь у меня напарница женского пола, это резко изменило бы положение дел. Тогда в принципе не так бы я и торопился узнать, что за миссия мне уготована. С живой спутницей не заскучаешь… Такую иллюзию я себе придумал. О, это стало одной из моих излюбленных фантазий! Воспалённый мозг иногда вдохновенно живописал идеалистическую картинку, будоража изголодавшееся тело.

Изголодался я и по общению, и по плотским утехам. И даже не разбирал, по чему – больше. Впрочем, секс тоже ведь можно понимать как своего рода общение? Так что изголодался я – по людям. Плохим, хорошим, добрым, злым, весёлым, брезгливым, храбрым, вспыльчивым. Не важно каким, но людям, и отсутствие собеседников всё ощутимее давило с каждым пройденным месяцем. Что-то – лучше, чем ничего.

Вернувшись домой, в Гордый, я бы, наверно, неделю как минимум ходил бы по улицам и обнимал всех, кто попадётся навстречу. А те бандиты? О, я бы отдал весь свой паёк или, пожалуй, даже правую руку на отсечение, чтобы снова с ними сейчас встретиться, и с каким бы неземным блаженством я внимал бы их напрочь блатной речи, получал от них тумаки и оскорбления… Но всё это безвозвратно упущено, замуровано в виде обрывков грёз и воспоминаний в моей голове.

Я боялся думать, что сталось с теми, кто мне дорог, и как они перенесли моё исчезновение. Содрогался при мысли, что Нелли каждый день, ложась спать, смотрит на мою фотографию на прикроватном столике и смахивает слезу. И это Нелли! А Марлин?! А Лютик?! Мама… Я предал их, безоглядно канув в неизвестность.

Впрочем, сексуальное напряжение выполняло и полезную функцию – не давало расслабляться. Организм большую часть времени находился в тонусе, и я готов был бегать, стрелять, крушить, лишь бы куда-то выплеснуть накопившуюся энергию.

Такие дела.

…Наступила осень сотого года.

Последняя осень двадцать первого века. Там, в «большом» мире. Если он где-то как-то «там» всё ещё есть…

Неплохо сохранившаяся дорога была усыпана листьями – красными и жёлтыми. Воздух держался особенный, сезонный – чистый, невесомый, ещё несущий в себе привкус летнего тепла, но уже освободившийся от зноя. Небо, на удивление, что бирюза. Деревья, облетая, замирали в преддверии зимы.

Лес остался в той стороне, откуда я пришёл.

Впереди вздымался ввысь непреодолимый барьер.

Полупрозрачная энергетическая стена поднималась за грань видимости. По поверхности время от времени пробегали огненные всполохи. За барьером просматривалась пропасть, и казалась она бездонной. До этого мне уже доводилось преодолевать вертикальные перепады, где с альпинистским снаряжением, а где и без него, но впервые обрыв вызвал у меня отчётливую неприязнь.