Зона Посещения. Тропами теней

– Будет сделано, Станислав Викторович, мне не в первый раз «посуду мыть» и убирать со стола великих научных открытий. А вы хоть один раз за этот год вернетесь домой на полдня раньше и с Сеней пообщаетесь, отметите событие в кругу семьи.

– Так и сделаю! – Академик сложил в переносной контейнер артефакты и унес их в хранилище.

Пребывая в хорошем расположении духа, Стас еще перебросился словами с вахтером на проходной и, пройдя нерабочую рамку детектора артефактов, быстро зашагал в сторону комплекса общежитий.

Здесь за невысокой металлической оградкой текла своя размеренная жизнь. Первый корпус общежития навсегда закрепили за бывшим филиалом, а остальные здания дали на откуп местным дельцам. И хоть формально это научное учреждение уже не стояло на балансе института, здесь все еще могли работать и изучать шестую аномальную разного рода деятели отечественной и зарубежной науки.

Последние сюда ломанулись толпами сразу же после того, как Союз признал факт существования аномальной чумы, прекратил официальную добычу и снял жесткие ограничения на присутствие иностранцев в зоне своего стратегического интереса. Но эта волна так же быстро схлынула, как и накатила. После нескольких летальных случаев у грани преломления и идентификации у всех побывавших в карантинной зоне добровольцев симптомов чумы Михеля большинство деятелей науки отчалили от шестой аномальной и направились на более безопасные площадки по изучению Посещения.

И хоть сюда периодически наведывались энтузиасты со всего мира, но их визиты были редкими, краткосрочными и, как правило, ограничивались несколькими экскурсиями по пустующим лабораториям, скромному хранилищу артефактов и галерее институтского музея. А поэтому корпус научного общежития наполовину пустовал.

Тут на первом этаже уже практически прописался бывший директор филиала. Стас с сыном занимал просторные апартаменты из трех смежных перестроенных номеров. Все окна его жилища выходили на задний дворик, где раскинулся небольшой ухоженный скверик. В лучшие времена здесь гоняла и строила свои халабуды целая орава ребятишек, но когда опасное место работы покинули все семьи сотрудников филиала, Сеня остался единственным ребенком во всем комплексе общежитий. И теперь из его сверстников в Ростке были лишь двое ребят – отпрыск известного местного дельца и племянник хозяина «Ударника», с которыми и водился сын академика.

Стасу не нравилось, что Арсений дружит с этими недалекими ребятами, и целенаправленно грузил своего двенадцатилетнего ребенка программой обучения чуть ли не технического вуза. Идея гиперобучения сына изначально была не его. Это мать Сени, педагог по образованию, желая в свое время вылепить из сына гения, с пеленок утрамбовывала знания в голову несчастному ребенку. И стремление это проистекало больше из ее эгоистичного желания в будущем хвастаться своим одаренным ребенком в кругу «избранных» на столичных тусовках.

После громкого скандала и развода Стас продолжил обучение сына, но уже по своей альтернативной программе, добавляя в классическую науку современные достижения и открытия, недоступные широкой общественности, и весьма нетрадиционные на тот момент научные теории. И, несмотря на столь юный возраст, Сеня справлялся практически со всеми заданиями к приходу отца и только потом убегал гарцевать по поселку со своими друзьями.

«Домашние задания» отец выдавал Арсению традиционно на ночь глядя. Так он пытался привить сыну один из основных своих жизненных принципов – планирование завтрашнего дня сегодня и отхождение ко сну с мыслями о делах, которые необходимо сделать завтра. Вот и вчера вечером Станислав серьезно озадачил сына криволинейными интегралами и двумя задачами по вычислению нуль-фаз двух разных гипотетических пространств. Так сурово и безжалостно он поступил лишь потому, что ему предстоял очередной запуск «гибщика», который обещал быть столь же безрезультатным, как и двадцать семь предыдущих. Но сейчас академик раскаялся в содеянном и спешил домой, чтобы освободить сына от необходимости решать столь сложные и недетские задачки.

Прорыв в исследованиях временно высвободил из темницы сознания ту часть академика, которую условно можно было назвать родительской функцией любви и заботы. Совесть поклевывала темечко Стаса. Сколько раз он уже себе обещал, что прекратит эту начатую женой практику и позволит ребенку элементарно заниматься ерундой, играть в войнушки с друзьями-оболтусами, читать дурацкие фантастические книжки о приключениях неуязвимых героев в далеких-далеких галактиках.