Зона Пси

Ха-ха. Теперь я ем себя. И даже не больно. Какой же я голодный! И какой же я вкусный! А этот, который во мне, говорит, что скоро станет мной».

Мм, получается, здесь держали детей — детский посёлок. И что-то с ними творили. Все они вели дневники. И судя по прочтённому и ещё по псу-мутанту — догадаться, примерно, несложно, чем здесь занимались. Но потом, как здесь написано: в наш мир кто-то вторгся. Но — только посёлок: обычные домики. А где же типа лаборатории — само здание? Под землёй?

Глава 10

Солдат положил листы на пол, покрытый сантиметровым слоем бетонной пыли. Неизвестно почему он вспомнил мальчика, шедшего к нему по минному полю. Подступы к своей точке минировали они сами. Семилетний кареглазый темноволосый мальчишка улыбался и радостно махал ему рукой. Виктор умывался под уличным умывальником, по штоку которого нужно бить ладонью, чтобы текла вода. Он замер не в силах оторваться, гадая, напорется мальчишка на мину или нет: нет бы крикнуть, предостеречь, чтобы остановился и стоял как вкопанный, не шевелился ни на один сраный миллиметр. Но это было так неожиданно, и — взрыв, естественно, произошёл. Осколки пролетели над самой головой, а кисть мальчика, перелетев колючую проволоку, шмякнулась возле ботинок. Потом этот мальчик долго приходил к нему во сне. И его сияющая улыбка — иногда выдавливала слезу из-под закрытых ресниц спящих глаз Солдата.

«Твой сын умер в отместку этого мальчишки», — пронеслась мысль.

— Дебильная, дебильная мысль! — вскочил Виктор на ноги и начал крушить всю оставшуюся мебель лезвием сапёрной лопатки. — Дебильная, дебильная!.. Сука!.. Сука, дебильная!.. — Он упал на колени и беззвучно бесслёзно заплакал, а потом громко рассмеялся, задрав лицо к потолку. В дыре размером футбольного мяча кто-то — или что-то — промелькнул.

Солдат взметнулся с колен, не дожидаясь сверху пули в голову, вышиб ногой дверь детской, промчался к следующей двери. Не стал медлить, как и в предыдущем доме — в пустой комнате перемахнул через раму разбитого окна и под огнём неуёмного стрелка помчался преодолевать следующую полосу неудавшейся, пока ещё молодой, жизни.

Когда Солдат в первый раз поднялся по пригорку дороги к посёлку — насчитал пять домов с одной стороны и пять с другой. Но теперь, оказалось, их было шесть слева и восемь — где он сейчас — справа. А это — шестьдесят восемь: число начала войн.

— Значит, это моя война, — прошептал Солдат, перепрыгивая следующий забор последнего дома. — И я — не отступлю. — Пуля обожгла плечо, разметав волокна толстовки. «Да и фиг с ней, — подумал Виктор, смеясь во всё горло в беззвучном смехе. — Когда снайпера одолею, сниму с него футболку и обзову трофеем. А ещё — возьму на вечную память его — башку-у-у!»

Солдат вломился в окно, шнурок берца зацепился за отошедшую крупную щепу разбитого наличника. Виктор упал и прокатился по полу, оставляя в пыли след широкой тропы. Уткнулся в наваленные кучей стулья. «Ведь это последний дом. Сейчас снайпер со своей винтовкой сделают из стен и крыши мясорубку, из дыр которой лезущим фаршем будет мясо моего тела». Но, как ни странно, выстрелы прекратились. Возможно, временно.

— Наверное, — пробурчал Солдат, — эта комната тоже детская. — И когда он осмотрелся, то увидел, что комната, не считая толстых ковров из пыли и разбитых окон, не тронута. Обои — салатового цвета: такой цвет больше всего нравился Илюшке; люстра-глобус под потолком: такая же висела в комнате сына; пластмассовая машина с педалями, чтобы кататься, где на спинке сиденья прилеплена наклейка «БУМ-ХАМ»: такая же, как… — Нет, — тихо произнёс Солдат. — Это совпадение… как если бы снять джек-пот. Это — обычное редкостное совпадение. Как же я ненавижу эти самые совпадения.

Виктор быстро пробежался глазами по комнате, выделяя взором каждый предмет: этого не может быть! — это не комната моего сына!

На стене висела фотография мальчика в чёрной деревянной рамке, прикрытая стеклом, — очень ему знакомого. Но Солдат никак не мог вспомнить — кто это. Зато — отлегло на сердце: значит, детская принадлежит не его сыну, Илюшке. Да конечно — нет! Что за глупость?! Причём здесь его сын?! Это уже слишком неприемлемо! Или — как другие говорят: не смешно!

Солдат пнул камуфлированного коня, стоящего на колёсиках: и конь такой же. На полке перед взором предстали три игрушки: ванька-встанька, юла и большущая матрёшка.

Это невыносимо.

Уже стало страшно подходить к письменному столу. Там виднелись серые листы открытой тетрадки. Виктор никогда не курил, разве что пару раз довёл до губ пепел сигареты, набитой анашой. И то — получилось так, что водки не оказалось, но как-то нужно было на войне помянуть погибших друзей. Да ещё несколько раз искурил косяк, когда пребывал в унылом трансе. Но сейчас — Виктор желал просто задохнуться сигаретным дымом, когда прочитал:

«Папа, мой. Спаси меня, пожалюста».