Глаза Беса полыхнули свинцовым огнем. От былого веселья не осталось и следа. Еще месяц назад Мишель отшатнулась бы от этого дикого взгляда. Но не теперь, когда она твердо знала, что ее Бес никогда не причинит ей вреда.
— Значит, конкуренты, — процедил Бес сквозь зубы.
Мишка хотела ответить, пояснить, что конкурентов у Беса быть не может просто по определению. Что он — единственный и неповторимый в своем роде. Но этот упрямый мужчина не позволил ей даже сделать глубокий вдох. Схватил и втащил за первую попавшуюся дверь.
— И сколько их? — прорычал Бес, — Конкурентов?
Ответить Мишель не могла. Жадный рот припечатал поцелуем, а крепкое тело пригвоздило спиной к запертой на замок двери.
Бессонов был зол, взбешен, голоден. И каждое его движение обжигающим ураганом припечатывало Мишку к гладкой поверхности. Рывком мужчина сдернул домашние брючки, а следом и трусики. Удерживая на весу легкое девичье тело Мишель, Харитон расстегнул ремень и ширинку. Ртом он клеймил ее нежное тело, сквозь туман злости и страсти отмечая, как сильно он соскучился по своей молодой жене, по ее сногсшибательному телу. Ее руки царапали его шею, затылок, пытаясь пробраться под рубашку и стянуть ее с плеч. Одним резким движением Мишка развела ткань мужской и весьма дорогой сорочки в разные стороны, открывая доступ жадному взгляду и не менее жадным губам, срывая пуговицы на дорогой одежде.
Сцепив зубы, Харитон запрокинул ноги девчонки на свои бедра и резко вонзился в ее тело. До тихого вскрика. Своего и ее. А потом замер.
— Долбаный я ублюдок! — выдохнул Бес, замирая и упираясь лбом в нежное плечо со стремительно проявляющимися следами от его рта и суточной отросшей щетины.
— Тоша, если остановишься — я тебя убью! — едва не плача, пригрозила Мышка и сама дернулась навстречу своему мужу.
— Больно? — только и спросил Бес хрипло, извиняясь за несдержанность.
— Милый, не смей останавливаться! — хрипло выдохнула Мышка, почти хныча, постанывая и скуля от его такого желанного проникновения.
— Девочка моя… — пробормотал Бес и последовал приказу жены.
Из комнаты молодая чета Бессоновых вышла еще не скоро. А поскольку комната, где они заперлись, совершенно случайно оказалась столовой — семейным советом во главе с Сергеем Михайловичем было принято решение о переносе ужина на более позднее время. Ведь нельзя же тревожить покой молодожен в их медовый месяц.
— Как дела? — вкрадчиво поинтересовалась Мишель.
Бес не сразу открыл глаза. Честно признаться, побоялся, что ослепнет от солнечного света. Обошлось. Жалюзи на окнах надежно окутывали комнату в полумрак.
Перевернувшись на живот, Харитон глубже спрятал голову в подушку, а сверху накрыл трещащий котелок подушкой, на которой спала Мишель.
— Хреново, — пробормотал Бес, но жена расслышала, погладила рукой между лопатками, пробралась к затылку.
Бес едва не застонал от облегчения, которое приносили хрупкие руки Мышки.
— Все так плохо? — продолжала допытываться Мишка, старательно пряча улыбку. Просто от воспоминаний, каким смешным, беззаботным, по-мальчишески откровенным был ее пьяненький муж вчера вечером.
— Маленькая, у меня скоро родятся дети, — Бес все же освободил голову от подушек и, сонно щурясь, взглянул на Мишель, — Что может быть плохого?
Бессонова кивнула, улыбнулась, взяла с тумбы высокий стакан с ледяным рассолом, и протянула мужу. Тот выпил, приложил ледяное стекло ко лбу, выдохнул.
— Кажется, я наговорил лишнего? — пробормотал Бес, прокручивая в гудящей голове события минувшего вечера.
— Ну что ты! — тихо рассмеялась Мишель, — Наоборот, не договорил.
Бес удивленно изогнул бровь, протянул руку и придвинул жену ближе к себе. Выдохнул, когда она устроилась на его коленях удобнее, оплела руками, улыбнулась.
— Прежде, чем отключиться, ты сказал «Я тебя лю…», — напомнила Мишель.
— Да? — уточнил Бес.
— Угу, — кивнула Мишка, — И что-то мне подсказывает, что эта фраза должна быть закончена.
— Угу, — вздохнул Бес, прикрывая глаза. Разумеется, он все помнит. Но нужно ли озвучивать то, что лежит на сердце, то, о чем Мишель знает и без слов?
— Угу, — повторила Мишка.
Бес замолчал. Уже привычный, практически непреодолимый ком, занял свое место в глотке. Рука Мишель коснулась щетинистой щеки Беса. Тот на мгновение прикрыл глаза, а открыл, когда легкие, точно крылья бабочки поцелуи запорхали по упрямому подбородку, дважды переломанному носу, замерли на складке между бровями.
— Все хорошо, правда, — проникновенно шепнула Мишель, — Я тоже тебя люблю.
Бес зарылся пальцами в длинные пряди волос, прижал Мышку к себе, уже привычно впечатывая в свою грудную клетку. Чтобы слышала, как гулко колотится его сердце. Для нее.
Беса трясло. Самым натуральным образом. Как сопливого пацана, не иначе. В руке тлел огонек сигареты, которую Бессонов так и не поднес ко рту. Пепел от дуновения ветра осыпался на брусчатку прямо под ноги. Уже дымился фильтр, но Харитон словно смотрел сквозь него. Когда тлеющий уголек коснулся смуглой кожи, мужчина, очнувшись от сковавшего все тело оцепенения, бросил окурок в урну.