Зона риска

Когда мама рядом и можно каждый день с нею поговорить, когда только от одного ее присутствия становится спокойнее — ее как-то и не замечают. С нею просто хорошо, но ведь так и должно быть?

Роман вспомнил маму с нежностью, все-таки он был не очень внимателен к ней, иногда даже сердился, если она, по его мнению, забывала, что он уже взрослый, пыталась расспросить о настроении, заставляла надевать теплую куртку, когда на улице солнышко. Один из приятелей Романа называл свою мать по имени: «Альбина, я двинул в киношку». Его родителей это умиляло, друзей дома восхищало: как это по-современному, такой самостоятельный мальчик... Роман не смог бы так даже во имя того, чтобы кому-то показаться раскованным, раскрепощенным и каким-то еще — всяких слов на этот случай набиралось достаточно. Когда он сказал об этом приятелю, тот только удивился: подумаешь, предрассудки... «А я бы, — сказал Роман, — возродил старый обычай обращаться к родителям на «вы». Он и в самом деле так считал и иногда втихомолку жалел, что не художник, не может нарисовать свою маму такой, какой видел ее каждый день — озабоченной, усталой, беззаветно преданной отцу, в постоянных волнениях за своих больных, за своих детей, очень счастливой от того, что есть о ком заботиться и за кого волноваться.

Подумав обо всем этом, Роман ласково сказал сестренке:

— Линок, ты бы подождала со своими фокусами, пока родители возвратятся. Не беспокойся, успеешь «созреть» и при них. А если сложно, тогда представь, как отцу с матерью там достается.

Лина по-взрослому рассудительно сказала:

— Конечно, ведь они работать уехали, а не под африканским солнышком греться. — И язвительно добавила: — Была бы здесь мама, она бы твою Инку под микроскопом изучила... Тоже мне, принцесса на горошине... Ой, смотри, Роман, Инесса еще та штучка, все на стометровке об этом говорят. Ты о толстом Бореньке когда-нибудь слышал?

— Нет, — решительно оборвал сестру Роман, — и слышать ничего не хочу. Тем более от тебя. И не сомневаюсь, мама все бы поняла, даже то, что мне и самому пока неясно.

— Мое дело тебя предупредить.

— Двинули. — Роман подхватил спортивную сумку.

Они вместе вышли к углу Оборонной. Дальше он добирался до завода на метро, школа Лины находилась буквально в нескольких шагах, две остановки троллейбусом.

С тех пор как уехали родители, это стало почти ритуалом — по утрам вместе выходить из дому. Лина всячески старалась приноровиться к размашистому шагу брата. Иногда это ей удавалось. Наверное, потому, что Роман замечал ее усилия и шел медленнее. Их обгоняли одноклассницы Лины, здоровались на бегу: «Привет!» — почти все подрастающее население Оборонной училось в одной школе.

Оборонную в эти часы заполняет рабочий люд — кто на завод, кто в школу, кто в свои учреждения. Автобусы, троллейбусы только успевали мягко откатывать от остановок.

Роман и Лина недолго постояли на углу.

— Когда изволит прибыть твоя принцесса? — спросила Лина.

— В восемь. — Роман приказал себе не реагировать на булавочные уколы сестры.

— А ты, как всегда, дома в половине восьмого?

— Раньше не могу.

— Тогда до вечера.

Эта смена показалась Роману необыкновенно длинной. Он всегда работал с азартом, не позволяя себе перерывов, только изредка перебрасываясь короткими репликами с напарниками. Шли голубые машины, любимого Романом цвета, и ставить на них моторы было одно удовольствие. В первые дни работы на конвейере к концу смены у него безумно ныли плечи, спина, руки обвисали, словно отдали металлу всю свою силу. Но потом появилось умение, сноровка, Роман научился чувствовать, где требовалась сила, а где рабочая смекалка. И еще он понял цену каждой минуты, твердо убедился, что работать надо на максимуме возможностей. Он хотел быть настоящим рабочим и со спокойным презрением относился к тем ребятам, которые пришли на завод, чтобы «нагнать» стаж для поступления в институты. Это казалось нелепым: если хочешь работать — работай, а от принудиловки толку мало. У него даже был по этому поводу разговор с одним из таких «временных».

— Ты куда документы будешь подавать?

— На геологический, в МГУ.

— Зачем же пришел на автомобильный завод? У нас ведь геологией и не пахнет.

— А куда мне было подаваться? Выбирали завод покрупнее — для приемной комиссии это имеет значение.

— Да разве мало каждый сезон геологических партий уходит в поле? Махнул бы в Тюмень, там нефть, посмотрел бы геологию в натуре...

— В Сибирь? Ты что, блажной?

У этого паренька была довольно дорогая коллекция минералов, в разные годы купленных заботливыми родителями или подаренных друзьями семьи. Вот, наверное, на ней и закольцевались все представления о будущей профессии. Зная, что отец Романа крупный ученый-геолог, он пытался с ним подружиться, паренька приучили дорожить «нужными» связями.

Таких легковесных Роман не одобрял. Ему казалось, что они сами себя обкрадывают.

Роману и в эту смену работалось хорошо. Под равномерный ритм конвейера приятно думалось о том, что учеба позади, практика помаленьку идет, она оказалась самостоятельной работой — вначале на станке, а теперь на конвейере.