Зона сна

Умывальни располагались во дворе, по дороге к отхожему месту. Леворучь – женская, праворучь – мужская. Алёна в халатике и с полотенцем, припухшая со сна, вышла в сени одновременно со Стасом, взглянула на него из-под пушистых ресниц.

– Здравствуй, Алёна! – робко сказал он.

Она кивнула без улыбки, проплыла мимо. Стас постоял, потоптался в сенях, повздыхал, пришёл в себя, вспомнил, куда ему было надо, и побрёл вслед за своей принцессой.

Ровно в восемь входная дверь громко хлопнула, в сенях появилась та самая баба, которая всех будила, и зычно объявила:

– Га-а-аспода студенты! Трапе-е-езничать! Выходить к колодцу!

Спустя минуту у колодца уже топтались молодые растущие организмы в количестве одиннадцати персон – пятеро юношей и шесть барышень. Поторапливать их не пришлось; ужина накануне не было, приехали поздно, голод ощущался нешуточный. Витёк Тетерин даже сказал мечтательно:

– А какие, господа, давеча в Ярославле на перроне пирожки продавали с яйцами и луком, право слово! Тётка мимо в лукошке пронесла, так я весь слюной-то и изошёл!..

– Что же не купил? – спросил Вовик Иванов.

– Покупай, не покупай, всё одно Василиади сожрёт!..

– Что-о-о?! – грозно рыкнул Дорофей под общее хихиканье. – Кто это здесь давно леща не получал? – Впрочем, на сей раз он только рыком и ограничился, не иначе ослаб от голода.

…Когда-то деревушка Плосково и монастырское село Рождествено находились хоть и в близком, но всё же отдалении друг от друга. В начале девятнадцатого века в Плоскове поставили церквушку, подняв тем самым деревню до статуса села; позже церкви этой не стало, а оба населённых пункта так разрослись, что практически слились в одно целое, хотя де-юре продолжали иметь два разных названия. Но плосковская гостиница, куда их поселили, принадлежала Рождественскому монастырю.

Всё та же баба, энергично помахивая прутиком, повела их сельской улицей как раз туда – в монастырь. Расстояние было небольшое, от силы километра два, но оголодавшим москвичам с непривычки оно показалось огромным. Дошли до ворот, встали. Провожатая скрылась за монастырской оградой.

Прошла минута, и другая, а к ним никто не выходил.

Небо то хмурилось, собираясь разразиться дождём из низких серых туч, то светлело, обещая развиднеться и одарить природу солнцем и лаской. Первое устроило бы Стаса больше – он мог бы снять с себя прочную куртку из кожи кафрского буйвола, привезённую отчимом из английских колоний, и накинуть её на плечи Алёне, которая шепталась о чём-то с одной из девушек, по-прежнему не обращая на своего воздыхателя никакого внимания.

Из-за угла монастырской стены вышли два монаха, ведя под уздцы вороную лошадь с длинною гривой. Разговоры смолкли. Ребята проводили монахов взглядом, и все подумали о том, что здесь, в глуши, цивилизация всё ещё «лошадиная», тогда как в Москве двигатель внутреннего сгорания и электрический мотор давно вытеснили животное с городских улиц. А в позапрошлом году по указу Верховного начали рыть подземку; ужо откроют, покатаемся!

Наконец из ворот показались проф. Жилинский и иеромонах в чёрном клобуке с покрывалом, а следом за ними бочком просочилась та самая крепкая румяная баба. При дневном свете она оказалась довольно миловидной с лица и вовсе не старой: лет двадцать пять, не больше.

– Господа и дамы, – сказал Игорь Викентьевич. – Имею честь представить: отец Паисий, настоятель Рождественского Богоявленского монастыря. А теперь представлю ему вас. – И он быстро перечислил всех присутствующих, ограничиваясь лишь именами и фамилиями. Особо отметил только Стаса (как знатного рисовальщика с опытом нанесения на стены фресок, не более того!) и Ангелину Апраксину, подававшую большие надежды в искусстве фотографирования.

Иеромонах, красивый крепкий мужчина лет сорока пяти, добродушно улыбнулся в чёрную с проседью бороду и взял слово:

– Ну-с, добро пожаловать в обитель, мои дорогие. После трапезы мы проведём небольшую прогулку, я вам покажу и расскажу про всё, что мы здесь увидим, а потом передам вас в руки уважаемого Игоря Викентьевича, который будет из вас лепить, так сказать, профессионалов своего дела: реставраторов, архитекторов, историков, художников и так далее. Как вы, должно быть, уже знаете, собор у нас стоит в лесах, мы в этом году закрываем его на реставрацию – приедут специалисты из Москвы, будут восстанавливать фрески. Игорь Викентьевич вот обещает, что ваши труды станут им подспорьем. Посмотрим. Но пока что попрошу с собой не брать никаких принадлежностей – ни бумаги с красками, ни фотографических аппаратов. Фотографировать здесь можно только с моего благословения и под компетентным руководством, а зарисовать всё, что душе угодно, у вас будет впоследствии достаточно времени и возможности.

– А потрогать? – спросил кто-то, и все почему-то рассмеялись.

– Ну, за этим дело не станет, так, Игорь Викентьевич?