Зона сна

Тут казак перешёл на какой-то другой язык, похожий на русский, но совершенно Элу непонятный. Слова в нём перемежались с неуловимой быстротой, а экспрессионная составляющая была сведена к нулю. Должно быть, приграничный диалект, подумал оксфордец. Полковник Хакет, наверное, понял бы, а я — увы…

— Ладно, заплати ему три талера, — сказал казак, окончив свою беседу с корчмарём. — У них здесь действительно высокие цены. Война, разруха…

Эл скрепя сердце достал из кошелька три серебряных монеты и протянул корчмарю. Тот посмотрел на них с тоской, потом две сунул куда-то в складки одежды, а третью отдал казаку. Тот весело осклабился, попробовал монету на зуб, затем снял красную шапку, сунул туда денежку и шапку надел.

— Емеля Иванов, — сказал он и протянул Элу руку, нисколько не смущаясь. — Прозвищем Пугач.

— Элистер Макк, — пробормотал Эл, отвечая на рукопожатие. — Бергмастер.

— Ну, бывай, немчура, — бодро сказал казак. — Смотри на жизнь веселей.

Наутро их отряд разделился. Царственная особа, обоз, казаки и большинство свиты остались в Мозыре, а Эл, Марсель, ещё двое офицеров и трое казаков верхами поехали в Россию. Каждому из них была отсыпана мера денег — не тех, что были в бочках, а настоящих.

— Марсель, вы объясните мне наконец, что всё это значит? — спросил он друга. — Кто на самом деле тот человек, зачем нас встречали казаки и что это за авантюра, в которую мы ввязались?

— Всё очень просто, — отвечал тот. — Мы сопровождали российского императора Петра Третьего, незаконно свергнутого десять лет назад своей бессовестной супругой. Ему пришлось скрываться, pauvre majeste [95]. — Тут Марсель чуть ли не всхлипнул. — И вот справедливость торжествует! При поддержке своего венценосного брата Людовика он возвращается управлять своим государством!

Эл аж присвистнул:

— А что по этому поводу думает само государство в лице его просвещённой супруги?

— Надо полагать, что государство в лице его просвещённой супруги будет сопротивляться до последнего, — небрежно сказал Марсель. — Кто же добровольно откажется от власти над половиной земной поверхности?

— Для этого и завербованы эти казаки?

— Oui, мой сообразительный друг! Они на своих пиках приведут его под венец.

— Но мне… не показалось, что он русский, этот низвергнутый император…

— А он и не русский вовсе. Он хоть и внук их Петра Великого, родился и вырос в Голштинии. Потом… э-ээ… долгие странствия по чужбине… отчаяние и глубокая скорбь… сделали его похожим на француза… — Марсель покосился на друга: доходит ли до того его лёгкий французский юмор? — Размышления о неблагодарности человеческой…

— Какой ещё неблагодарности? — перебил его Эл, которому было не смешно.

— Да ведь она тоже немка, эта русская императрица! Супруг вывез её из какой-то дыры вроде той, где я с вами имел счастье познакомиться, привёз в Санкт-Петербург, осыпал милостями, а она… Пригрел змею на груди…

— Ага, — сказал Эл. — Французские деньги и казачьи сабли, стало быть, помогут немцам разобраться, кто из них достойнее, чтобы править Россией?

— Это будет записано в анналах истории как самая крупная победа французской дипломатии!

Англичанин совсем был сбит с толку. Он изучал в своё время историю разных европейских держав, однако же ни о каком французе, вернувшем себе российский престол после несправедливого с ним обхождения, не слышал.

— А куда мы теперь направляемся? — спросил он.

— На вольные берега Танаиса. В край русских религиозных диссидентов и несчастных магометан, угнетаемых несправедливой властью. Там мы дождёмся приезда законного императора и во главе казачьих и крестьянских войск пойдём на Москву — древнюю столицу русского царства, и Петербург — столицу новую!

По территории России передвигались тихо, стараясь не привлекать к себе внимания. По счастью, сельская местность была пустынна: шла война с Турцией, и всё, что было в этих местах военного, ушло на южные рубежи; большие же станицы они объезжали стороной. Элу, конечно, вся эта авантюра совершенно не нравилась, но деваться было некуда. Границу они перешли нелегально, стало быть, поблажки от властей в случае поимки ждать не приходилось. Оставалась надежда на полковника Анжели: по словам Марселя, он был большой шишкой в русской армии и, соответственно, много чего мог.

Сопровождавшие их казаки дорогу знали хорошо, и в нужное им место они прибыли ещё до вскрытия рек. Это было небольшое военное поселение, дворов на полста. Эла и Марселя определили на постой к одноногому инвалиду, жившему одиноко с рябой дочерью-вдовой. Детишек её третий год как угнали в плен крымчаки, мужа убили на войне ещё ранее.

Две недели молодые люди отдыхали после долгой дороги, отъедались, мылись, приводили в порядок коней и оружие. Марсель был полон оптимизма, Эл же, напротив, изо всех сил сдерживал мрачный настрой. Он-то знал, в отличие от своего товарища, что победа им в этой авантюре нипочём не грозит.