Зона сна

– Погоди-тко… – прервал царь. – Где Прокопович? Найти мне Феофана немедленно!

И пока от стола с напитками передвигался к ним вице-президент Святейшего синода, царь тряс Стасу руки:

– Это ж ты был первым, ты… – И закричал подошедшему Прокоповичу: – А, хитрый монах! Тут легенды распускают, будто ты первым об императорском России достоинстве заговорил, а вот и не так! Вот кто первым был – князь Гроховецкий!

Стас вгляделся в лицо Прокоповича и таки узнал его!

– Елисей! – вымолвил он, взмахивая руками. – Вице-президент Синода? Das ist phantastisch![78]

– Вы никак знакомы? – радостно удивился Пётр.

– Встречались однажды в Риме, – улыбаясь во всю свою широкую бороду, ответил Феофан. – Ещё когда я был в ученичестве.

– Ага! Значит, он тебя и научил.

– Нет, ваше величество, – возразил Стас. – Что случилось, то и должно было случиться. А Елисей… То есть Феофан… Скорее он меня учил, а не я его. – И они обнялись и облобызались троекратно.

– Вот эти двое, – заметил Пётр, указывая на них присутствующим, – заранее знали, что должно быти…

– Вашими повелениями и в пользу государству, – склонил голову Феофан. – Уравняв де-юре титул российского монарха со званием высшего лица европейского, утвердили мы свою политическую независимость.

– Ну так ответьте, мудрецы, что нас дальше ждёт!

Стас понимал, что ничем не рискует. В обстановке праздника любое пророчество поймут как лесть. И сказал:

– Через сто лет не станет Римской империи. Французский правитель объявит себя императором, но все ополчатся на него, ибо нет у него таких прав. Как и говорил мне некогда Феофан, не государства будут подпирать религии, а, наоборот, сами религии превратятся в подспорье государствам: останется всемирный католический центр Ватикан и протестанты в розницу.

– А Россия?.. – заинтересованно спросил Пётр.

– Русские войска займут Париж.

Пётр, граф Матвеев и Феофан расхохотались: представить себе такое было совершенно невозможно! Вслед за ними – ха-ха-ха, ха-ха-ха – стали угодливо смеяться и все остальные присутствующие на банкете.

…На похороны Марты Стас опоздал. Эмануэль рассказал ему, что она страшно мучилась перед смертью, впадала в беспамятство, в бреду звала мужа, кричала «Wofьr? Wofьr?»[79] и наконец, отошла. Все домашние были подавлены. Дела взял в свои руки Прошка; если бы не он, слуги, может, разбежались бы. Они любили хозяйку, которая воистину была средоточием добра и участливости в доме, и боялись высокомерного мрачного хозяина, князя де Гроха: никто не понимал, как теперь жить.

Но жизнь, однако, продолжалась.

Задумчиво глядя на сына – тому было уже шестнадцать от роду лет, – Стас думал, что вот он уже и сам старик. Медицины здесь практически нет. Хлопнет и меня разом, как бедную Марту. А Эмануэль?.. По рассказу матушки, мой отец, князь Фёдор, ожидал от меня каких-то чудес с самого моего рождения. Подозревал, стало быть, что обладаю я некими способностями. А ну Эмануэль тоже?.. Если не рассказать ему, для него сны станут такой же неожиданностью, как и для меня.

Стас велел седлать коней.

– Поедем, сынок, развеем грусть, – сказал он.

Они ехали шагом по солнечному ноябрьскому лесу, и он открывал Эмануэлю тайну: рассказывал о возможности перемещения в прошлое, которое выглядит как сон.

– Таким, как ты и я, не нужно бояться смерти. Я умру; а в будущем, возможно, мы с тобой увидимся… Представь, я буду моложе, чем ты!.. А твоя матушка, моя дорогая Марта… Она будет жить в нашей памяти так долго, как никто из людей. Разве этого мало?

Когда Эмануэлю стукнуло семнадцать лет, его – не без некоторых интриг со стороны Стаса – взяли пажом во дворец наследного принца Карла Альбрехта. Принц собирался жениться на дочке императора Иосифа, и ему прочили большую будущность… В Стасовом знании истории здесь был пробел: он не помнил по именам римских императоров. Вена бывала столицей империи, и Прага, и Ахен. Может, и Мюнхен сподобился?..

В соответствии с законом молодой дворянин, начиная карьеру при дворе, объявил своё новое имя, по названию поме-стья Сады, купленного отцом в год его рождения в Померании: Эмануэль фон Садов.

Император Пётр Алексеевич умер в последние дни января 1725 года. С его смертью рухнула вся нормальная государственная работа, включая дипломатическую. Стас видел, как быстро поубавилось при европейских дворах уважения к русским посланникам. А зная Россию, имея в памяти школьный курс истории, легко представлял себе, что будет дальше: семейные кланы высшей придворной знати устроят свару, чей ставленник займёт трон.

Чем они ближе к трону, тем у них больше денег! Ради этого они и будут интриговать и подличать. Однажды, в незапамятные времена, кто-то сказал Стасу: Россия страна бедная, хорошей жизни на всех не хватает…

В этот раз проиграли сторонники клана Лопухиных, а победила группировка овдовевшей Екатерины. И Стас, как ни стремился остаться вне схватки, всё ж не уберёгся… Его дружище – Елисей-Феофан, оказался в лагере Екатерины, равно как и граф Матвеев. Соответственно Стаса записали в сторонники.