Зона Справедливости

Колодников шёл и подбивал итоги. Работы он, видимо, лишился… Даже если допустить, что родимый фонд до сих пор каким-то чудом уцелел, — прогул, господа. Два дня без уважительных причин. Ну, первый ещё можно списать на чрезвычайные обстоятельства, а вот второй… Хорошо хоть, никакой бумаги из вытрезвителя не пришлют. Дело в том, что, не имея при себе документов, он представился вчера ментам в припадке пьяного юмора Эразмом Петровичем Роттердамским. Те, смутно заподозрив неладное, стали звонить в адресное бюро, но так и не дозвонились — поверили на слово…

Дурацкая эта выходка, как ни странно, выручила Алексея Колодникова ещё и вот в чём: когда начнут раскручивать дело о ночном побоище в подвале райотдела милиции, фамилия его на глаза оперу не попадётся…

Да, но Александра… Запросто ведь может на порог не пустить. Да ещё и Димку настроит… Честно сказать, излагая недавно Паше Глотову историю о вернувшейся пощёчине, Алексей всё косился украдкой на Милу. Вдруг возьмёт да и предложит политическое убежище — если что… Не предложила. Да оно и понятно: можно сказать, подруги, блюдечко вон вместе по столу гоняли — и вдруг такое коварство! Да и Чернолептовы не поймут…

Мелкие неприятности настолько угнетали, что уж лучше было предаться мировой скорби. И Алексей стал всматриваться в лица прохожих. Вскоре ему уже в каждом мерещился убийца. Вот этот, например, наглый, молодой, с каторжной стрижкой. Пришибёт ведь и даже не задумается!.. А тот вообще абрек какой-то — чёрная железная щетина, впалые щёки, волчий взгляд… Или эта… Боже!.. Колодников содрогнулся. Девушка шла навстречу и ела банан. Откусывая, она так страшно разевала рот, словно хотела ещё и запугать поедаемый плод. Впрочем, присмотревшись, Алексей сообразил с облегчением, что незнакомка всего-навсего боится стереть помаду с губ…

Да нет же, конечно, никакие они не убийцы… Кстати, если уж на то пошло, у Кирюши Чернолептова совершенно разбойничья рожа, хотя в арке ему досталось — так, слегка… Подумаешь, коронка с зуба слетела!..

Алексей вдруг остановился и окинул озабоченным взглядом ближайшие здания. Хм… Чернолептовы… А вот их, между прочим, неплохо бы и предупредить. Тем более что обитают они совсем рядом — в каком-нибудь квартале отсюда…

Честно сказать, хитрил Колодников, как всегда… О чём их предупреждать-то, Чернолептовых? Чтобы никого не убивали и не увечили? Головорезов нашёл!..

Нет, конечно, внезапное побуждение навестить Кирюшу с Иришей было, если уж совсем откровенно, вызвано не столько заботой об их жизни и здоровье, сколько другими, тайными причинами. Во-первых, Колодников просто трусил встречи с Александрой и всячески её оттягивал. А во-вторых… Чем чёрт не шутит! Может, проникнутся и предложат заночевать у них… если что…

Увы, дома Чернолептовых не оказалось. Во всяком случае, на звонок Алексея дверь никто не открыл. Ну, стало быть, делать нечего, надо идти сдаваться…

* * *

Пока добрался до дома, день отгорел. Хлынули апрельские синие сумерки. У входа в арку во всеуслышание разбирались друг с другом два здоровенных кота — рыжий и бело-серый. Заслышав приближающиеся шаги Колодникова, недовольно смолкли и выждали, пока тот пройдёт во двор. Оба стояли боком, чуть отворотясь от супротивника, с видом несколько озадаченным, словно бы в чём-то вдруг усомнившись.

«Интересно… — подумалось мимоходом Алексею. — А на котов справедливость тоже распространяется?.. Или на людей только?.. У нас-то всё-таки — душа… А у котов?..»

Ни к селу ни к городу выпрыгнула внезапно в памяти дискриминационная пословица: «У татарина — что у собаки: души нет, один пар…»

Не иначе — из словаря Даля…

Во дворе внимание Алексея привлекло нагромождение мебели возле распахнутых настежь дверей первого подъезда. Бродили там в сумерках какие-то серые тени, слышались скрипы, стуки, приглушённая перебранка… То ли выносили, то ли заносили — не поймёшь. Что это они на ночь глядя переезжать затеялись?..

Зная, что, если он остановится на пороге своей квартиры, то надолго, Колодников достал ключи с брелоком ещё на лестнице. Не давая себе опомниться, отпер дверь и со стеснённым сердцем ступил в прихожую. В коридоре свет был выключен, зато в большой комнате горел торшер.

— «Вы слышали, что сказано: „Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего“, — тихо и монотонно читала вслух Александра. — А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…»

— Пришёл… — еле слышно произнёс Димкин басок — и Александра смолкла.

«Господи!.. — мысленно проскулил Колодников. — Да пришиби же ты меня чем-нибудь!..»

Бесшумно разувшись и повесив куртку, он, как побитый пёс, двинулся на свет. Жена и сын сидели в креслах возле торшера. На коленях выпрямившейся Александры была раскрыта огромная недавно купленная Димкой Библия. Секунду оба смотрели на запнувшегося в дверном проёме Алексея, и их лица показались ему вдруг отрешёнными, нездешними, холодновато красивыми. Даже обширный пожелтевший синяк под левым Димкиным глазом не нарушал общего впечатления.