«Зона свободы» (дневники мотоциклистки)

Конечно, не хватало организованности — они одновременно «садились» в разные лужи, буксовали, попусту жгли драгоценный бензин, сжигали сцепление, и поделать с этим ничего было нельзя. Сколько Алексей не твердил, чтобы попусту не тратили горючее, его никто не слушал. Они оглядывались друг на друга, и откручивали ручку газа, словно в соревновании — кто больше выроет задним колесом яму.

На крутом затяжном подъеме в кювет ушел Андрей Кравчук, — передолила коляска, его вытащили веревками обратно на дорогу. Потом у Олега полетела коническая пара, и ему пришлось ремонтироваться посреди лужи, потом началась разутюженная колея, а потом — болото…

Алексей не отставал, но все так же ехал позади всех. Он еще утром сменил рогатый руль на прямой и маленький — он решил, что так легче управлять мотоциклом. Я не знала, прав ли он, — потому что с маленьким рулем справиться никогда не могла даже на ровной дороге. Второпях он не смог сбить с рогатого руля рычаг сцепления, поставил запасной, какой-то кооперативный с пластмассовым креплением, которое лопнуло сразу же, как только он в первый раз уронил мотоцикл. Все рвались вперед, и ремонтироваться было некогда. Он решил проблему просто — примотал оставшийся обломок к рулю веревочкой и поехал дальше.

На подъемах дорога была сильно изрыта ручьями, на пологих местах — снова грязь.

Местами её невозможно даже обойти, такой густой кустарник рос кругом. Мне приходилось ломиться сквозь его стену, наплевав на клещей и на острые ветки. Я просто разбегалась и… неслась, покуда ноги несли, местами кустарник был такой плотный, что в него даже упасть было невозможно, — главное, не споткнуться.

Временами мне не верилось, что я — здесь. На самом деле я так давно мечтала попасть в эти края, что иногда я, даже сейчас, счастлива. И даже Вася не мог умалить моей радости — я на старой бамовской дороге! Я все вижу своими глазами!

А Вася с презрением смотрел в мою сторону, и мне даже становилось интересно, почему он так ко мне относиться — вроде бы я его сюда особо не звала, и поехать на самом деле должна была какая-то журналистка, чему я, кстати, очень обрадовалась, и сам он говорил, что у них в телекомпании даже соревнование было — кто поедет с нами? — и вот ведь — смотрел цепной собакой.

— Да я, в общем-то, не понимаю, на что вы надеетесь? — сказал он мне на очередном привале, — сейчас Баргузин прибудет, и вы здесь встрянете так, что мало не покажется! А нам что? А нам ничего! Вон, пойдет машина, сядем на неё, да и уедем. У нас, между прочим, командировка только на десять дней, так что мы-то отсюда выберемся, а вот вы останетесь!

Ну и ладно… Ну, и радуйся тогда по этому поводу, чего цепняком-то глядишь? А-а, водка вчера закончилась! А с ней и храбрость у городского мальчика испарилась.

Все понятно… Я заметила, что журналисты в первый день старались помогать ребятам, с которыми они ехали, и даже тем, кто попадался на дороге, и от них, кстати, помощь принимали куда охотнее, чем от меня, но сегодня к вечеру им это уже поднадоело. Ночевать пришлось у подножья холма. Когда-то давно здесь брали грунт для дороги, и под обрывом была широкая ровная площадка. С обрыва свешивались упавшие стволы, и мы поставили палатку чуть подальше к лесу. На этот раз мне пришлось прослушать кассету Шевчука, когда она заканчивалась, её ставили снова.

— Что такое осень, это ветер… — хрипел Шевчук, и его голос гас в тумане дождя, — вновь играет рваными цепями… Осень, доживем ли, доползем ли до рассвета? Осень, что же будет завтра с нами?

Нет, водка, наверное, еще осталась. Неужели они ни капли не устали?

— Леш, а что они пьют, водки-то ведь нет…

— А они наш спирт глушат. НЗ в канистре.

— А что мы будем делать, если, не дай Бог, кто-то травмируется?

— А я говорил Будаеву, тот ответил, мол, пусть хоть ужрутся.

На Алексея музыка подействовала, как снотворное — он уснул сразу, как только голова опустилась на свернутую косуху. Сегодня мы прошли всего восемнадцать километров. Когда магнитофон заткнулся, я долго слушала как барабанит по брезенту дождь и чувствовала, как гудят ноги и как ноет на жестких камнях больное плечо. Потом обняла замерзшего Алексея и уткнулась носом в ворот его кителя…

Утром температура опустилась почти до нуля градусов, вдоль дороги дул ледяной ветер, сверху моросил дождь, а промокшая одежда совсем не держала тепло…

Через пару часов мы выехали на восемьдесят первый километр и поняли, что просто так нам реку не взять… Здесь не было даже намека на мост — только старая, размытая насыпь. Может, его здесь и не было никогда, но, скорее всего, его тоже смыло, да так, что не найти его теперь.

В этом месте Баргузин был шириной в двадцать — двадцать пять метров. Снова получалось, что для вездехода это не препятствие, а вот для мотоцикла — настоящая преграда.